Подобный перечень можно продолжать до бесконечности. Если присоединить ко всему этому еще вопрос о далеко не спокойном, далеко не удовлетворительном положении СССР по от ношению к внешней конъюнктуре – хотя бы по отношению к Китаю, – то в ответ на поставленный нами в заглавии этой статьи вопрос: «Чем (в действительности) располагает Советский Союз?» можно ответить только вполне пессимистически. Но отдать себе отчет в настоящем положении вещей необходимо – и прежде всего для самих Московских руководителей. Жить в fools'paradise[17] никогда никого не приводило к добру. С другой стороны, нет положения, из которого нельзя выйти, только надо знать как.

Кроме загрязнения, существует и опустошение. В СССР оно происходит на наших глазах. В продолжение полвека, неукоснительно, с какой-то нечеловеческой тупостью опустошается СССР от самых талантливых своих граждан. Расстрелами, ссылками, высылками, остракизмом, давлением, заключением в психбольницы, запугиванием всеми способами, которыми располагает власть, поколениями уничтожаются именно те люди, которые полезны обществу и стране или которые могли бы быть ей полезны. В сущности, каждый выдающийся человек является для советской власти потенциальным врагом, так как только бездарности послушны директивам и не в состоянии участвовать в естественном развитии общества, науки и эстетики, ничего не могут создать и, как жвачные животные, согласны идти, куда их ведут.

Лев Никулин хорош, Солженицын плох, Меркуров хорош, Эрнест Неизвестный плох, Лысенко хорош, – Сахаров бесполезен – в примерах недостатка нет. Ленин начал, Сталин подхватил, и с тех пор опустошение все продолжается. Ему конца-края не видно.

Ленин как будто сказал, что в хорошем хозяйстве всякая дрянь пригодится – но нельзя же все время только дрянь и употреблять, это означает, что хозяйство совсем не хорошо. Не загадочен тот факт, что за границей ценят только тех, кого уничтожают и унижают в СССР. Запад умеет ценить талант и знание, даже если они уклоняются от генеральной линии, а не уклоняться они не могут, потому что линия эта – невежество и обскурантизм.

И СССР все больше превращается в некое голое поле, никак не обеспечивающее ни в каком отношении будущее страны, ее развитие, ее славу.

Правда, имеются в СССР талантливые аппаратчики, всякие там наследники Берии – но аппаратчики не в состоянии дать справедливые законы, изобрести новое в науке, создать художественное произведение, иметь духовное влияние на общество. На все это нужно свободное вдохновение, чувство моральной ответственности и, по русской традиции, любовь к человеку.

Кирилл Дмитриевич Померанцев (1907–1991) – журналист, литератор. С 1920 г. в эмиграции. Участник движения Сопротивления. Сотрудник газеты «Русская мысль».

Снова и снова те же вопросы: неужели со смертью человека все кончается? Неужели его жизнь ограничивается его земным существованием? Для чего тогда он родился, страдал, думал, творил? Для чего тогда существуют люди, существует человечество, если известно, что через какие-то – пусть даже миллионы лет – земля превратится в мертвую, не способную носить ничего живого, планету?

И сразу же из глубины, из каких-то дальних далей, поднимается еще вопрос: но почему, по каким причинам, на каком основании за всю свою много и многовековую историю человечество так и не смогло примириться со смертью? Слава Богу, времени было достаточно! И, тем не менее, проходит время, а человек все продолжает ощущать смерть, как нечто недолжное, как какое-то насилие над его человеческим существом, над его достоинством.

Не потому ли это происходит, что смерть, физическая смерть, отмирание состоящего из материальных субстанций тела не есть смерть всего человека потому, что человек не тождествен одному лишь своему материальному физическому телу? Человек в одинаковой степени и материальное и духовное существо, и его физическое тело – лишь инструмент его духовной сущности, то, через посредство чего он реализует себя в окружающем его материальном мире.

Пусть не воспримут эти мысли, как самоутешение: не хочется человеку умирать, вот он к фантазирует. Никогда не занимался самоутешением и не фантазировал на эти темы. И никогда не понимал, для чего человеку нужно самоутешаться перед лицом смерти (я говорю не о боязни страданий, а именно о боязни смерти): какая может быть боязнь, раз со смертью умирает и носитель боязни: сознание? Заснул и не проснулся: что может быть (для заснувшего) менее страшно?

Не в страхе дело, а в отталкивании от смерти, в переживании ее как насилия. Окончательная смерть, одновременно и физическая и духовная, есть абсурд.

Все эти мысли не отступали от меня, когда я стоял на панихиде по Святославу Святославовичу, когда потом шел за его гробом. Он был глубоко верующим христианином, и мы с ним часто разговаривали на все эти темы. Он их не только понимал, он их как бы переживал всем своим существом. Для него было ясно, что иначе и не может быть.

Он был, кроме того, глубоко русским человеком, болел за Россию, мучился ее судьбой. До Второй мировой войны, еще совсем молодым человеком, он принимает активное участие в русских зарубежных организациях, старается осмыслить случившееся, найти пути к настоящей борьбе с захватившим страну безбожным коммунизмом.

Во время войны – уже бельгийским подданным – он участвует а Сопротивлении, сначала во Франции, а после ее занятия немцами – в Лондоне. Но как только война кончается, а с нею и грозившая России опасность быть покоренной и расчлененной страшным врагом, он снова становится в ряды активных борцов с советской властью.

Два года проведенных им (при Хрущеве) в Москве, в качестве первого секретаря бельгийского посольства, дают ему возможность лично ознакомиться со всеми слоями советского общества, от самых высших партийно-правительственных сановников до простых рабочих и крестьян.

Это богатство «советским опытом», которое и после его возвращения из СССР не переставало пополняться его многочисленными контактами с советскими людьми, приезжающими на Запад, дало ему возможность писать – сначала в «Возрождении», а затем в «Русской Мысли» – сразу же обратившие на себя внимание замечательные статьи о Советском Союзе. Это были по-настоящему конструктивные статьи, т. е. не ограничивавшиеся одной лишь отрицательной критикой СССР.

Учитывая положение страны, положение ее населения, Святослав Святославович всегда старался не только показать отрицательные стороны режима, но и указать – всегда лучше видимый со стороны – способ их исправить. В его статьях и разговорах всегда чувствовалась его врожденная любовь и благожелательство к русскому народу, даже в тех случаях, когда приходилось констатировать, что больше пятидесяти лет советской коммунистической власти исказили некоторые из его замечательных свойств.