— Он умрет, если там никого не окажется, — с укоризной сказал Халандовский.

— Они уже вместе, — ответил Автор.

— И это вам... позволено?

— Нам многое позволено, если осторожно пользоваться своими возможностями. Кстати, Аркаша... Ты заглядывал сегодня в почтовый ящик?

— Да.

— Нет, ты не заглядывал сегодня в почтовый ящик.

— Но я...

— Ты все-таки загляни в почтовый ящик... Сейчас.

— Ну, если вы настаиваете...

Халандовский вернулся через несколько минут с большим конвертом в руках. Он посмотрел на всех с таким выражением, будто не знал, как ему быть дальше.

— Вскрывай, Аркаша, — сказал Пафнутьев. — Такой уж сегодня вечер. Мы все должны узнать друг о друге нечто важное.

— Это из суда, — сказал Халандовский.

— Вскрывай, — повторил Пафнутьев.

Вынув из коричневатого конверта белый сложенный вдвое лист бумаги, Халандовский развернул его, вчитался, пробежал глазами по строчкам, еще раз вчитался в первые строки, в заключительные и обессиленно опустился на диван.

— Но ведь я уже получил отказ! Меня послали все, кто только мог послать! — Халандовский непонимающе снова уставился на конверт.

— Жизнь бесконечна в своих проявлениях, — спокойно ответил Автор.

— Ребята, вы знаете торговый центр возле вокзала?! — вскричал Халандовский. — Теперь это мой торговый центр! Заходите! Всегда вас жду! Заходите с друзьями и подругами, с женами и детьми... Не забывайте, что есть на белом свете место, где всегда вас ждут! Больных и здоровых, пьяных и трезвых, осужденных, беглых, помилованных, прощеных и непрощеных... Приходите!

— Загляну, — кивнул Автор.

— За это надо выпить, — сказал Шаланда.

— Наливай! — сказал Халандовский.

Шаланда взял непочатую бутылку, с хрустом, одним движением свинтил пробку и разлил всем доверху. Когда он повернулся с бутылкой к Автору, оказалось, что его стул пуст.

Автора в комнате не было.

Но рюмка его стояла на месте. Шаланда недоверчиво взял ее, всмотрелся, на самом донышке плескалось несколько капель. Шаланда опрокинул капли себе на язык, помолчал в задумчивости.

— Водка, — сказал он наконец. — Автор не сачковал.

В этот момент проснулась прикорнувшая на диване девочка Халандовского. Она сонно посмотрела на всех, улыбнулась лучезарной своей румяной улыбкой.

— А где Худолей? — спросила Настенька.

— Вышел на балкон покурить.

— А Андрей?

— Он же не пьет, — ответил Пафнутьев. — Попрощался и ушел. За ним кто-то на мотоцикле приехал.

— Ну, раз так, тогда я освежу стол. Пора нам наконец что-нибудь выпить, чем-нибудь закусить... Есть хороший кусок запеченного мяса... Вы как?

— Наконец-то, — простонал Пафнутьев. И счастливая улыбка расплылась по его лицу. — Как же я сегодня напьюсь с вами, ребята. Как же я с вами напьюсь!

За окном стояла теплая весенняя ночь, шел дождь, капли стучали по жестяному карнизу окна, где-то рядом шуршали по асфальту машины, их смазанные огни двоились в лужах, а одинокие прохожие торопились укрыться от дождя, от весны, от самих себя. Торопились скрыться в своих квартирах, чтобы тут же выйти на балкон и смотреть на все это великолепие уже со стороны. Со стороны всегда безопаснее, да и виднее. Мы как-то привычно и обреченно стремимся на все взглянуть со стороны.

А напрасно.

Ей-богу, напрасно, ребята.