Я уже был не в силах контролировать себя, вскочил и бросился на ублюдка. Однако в то же мгновение в гостиную влетели охранники во главе с Ромой и тренированными движениями легко меня скрутили.

— Я могу идти? — поинтересовался Мозгоправ у Валентина Федоровича.

— Да, идите. Завтра с утра на завод, а сегодня отдыхайте. Можете съездить в город. Только без фокусов!

— Какие фокусы, Валентин Федорович?! — наигранно возмутился Мозгоправ. — Мы же обо всем договорились!

Некоторое время я находился в прострации. Потом очнулся, допил коньяк, задымил сигаретой.

— Ну хорошо! — сказал я — А как же филиалы? Ведь без них…

Валентин Федорович сухо меня прервал:

— Да все то же самое, не сомневайся. Мы все предусмотрели, все вопросы порешали. Мы не оставили тебе ни единого шанса.

— И Санкт-Петербург? — недоверчиво поинтересовался я. — Но ведь Алексей ни за что бы в жизни…

— Эх, Саша, Саша! — отечески перебил мой собеседник. — Когда ты уже повзрослеешь? Нельзя же так доверять людям! Все люди — твари, чем больше ты для них делаешь, тем больше вероятности, что они тебя сдадут.

— Неправда! Алексей не мог!..

— Что ж, я не скрою, с ним пришлось повозиться. Но Питер для нас — ключевой регион. Поэтому я лично ездил туда четыре раза. Впрочем, все разрешилось довольно просто…

Валентин Федорович опять бросил мне пачку каких-то фотографий.

— Видел бы ты его лицо, когда я ему показывал вот это, — объяснил он. — Скажу тебе, это было потрясающее зрелище! Я не Лев Толстой, поэтому вряд ли смогу тебе передать словами всю ту боль, отчаяние…

Я бегло пролистал снимки. На них были я и жена Алеши в номере питерского отеля в тот день, когда она сама явилась ко мне, чтобы отдаться. Я рассматривал откровенные подробности нашей бурной близости с Лолой и с ужасом думал о том, что все эти схваченные несколькими замаскированными фотокамерами сверхразвратные нюансы видел и Алексей.

Господи, какое коварство!

Я был окончательно уничтожен.

— Он очень долго рассматривал эти фотки, — уточнил Валентин Федорович, а потом положил передо мной еще одну пачку снимков. — А вот эти фотографии я пообещал Алексею ни при каких обстоятельствах не показывать его жене…

На них Алеша в спальне моего номера в скромной классической позе трахал одну из блондинок, которых привел мне тогда в номер, сразу после ухода Лолы. Девушка с очевидным притворством изображала страсть…

— Все понятно, — обессиленно промямлил я.

— Ну вот и хорошо!

Валентин Федорович сгреб со столика все фотографии, однако после короткого раздумья с ехидцей во взгляде оставил мне один снимок. На нем с высоким качеством был изображен момент, когда Лола с заметным удовольствием услаждала мою плоть своим язычком. Все было видно во всех деталях, будто это был не подпольный снимок, а настоящая студийная работа.

— Это тебе мой подарок, — весело сказал он. — Может, хоть это тебя утешит!

Злости уже не было. Я был опустошен. В груди стояла болезненная тоска. Я уже не знал, что делать, ведь все мои козыри были легко биты. Мне оставалось лишь признать поражение и, если позволят, покинуть поле боя с миром.

Я машинально убрал фотографию в карман.

— А теперь, Саша, можешь идти, — сказал Валентин Федорович. — Ты уже, наверное, понял, что мы сделали все в высшей степени профессионально и ловить тебе здесь нечего. И помни, каждый твой шаг у нас на контроле. Даже если ты только один раз пукнешь — мы сразу об этом будем знать. Хочешь жить — отойди в сторону и забудь. Пересиди где-нибудь, подумай за жизнь. В конце концов, ты же способный парень и еще совсем молодой. Будет и на твоей улице праздник. Не сомневаюсь в этом! Займешься чем-нибудь. Я уверен — у тебя всё получится. А про всё это лучше забудь, будто ничего не было. Это в твоих же интересах… Иди, тебя сейчас отвезут туда же, где тебя «приняли», или в любое другое место, которое ты назовешь. Прощай!

У двери я вдруг обернулся:

— В жизни каждого человека есть свой Брут!

— Чего? — не понял Валентин Федорович.

— Я говорю, Юлий Цезарь мне сказал однажды: в жизни каждого человека есть свой Брут!

— А-а, понятно… — Он посмотрел на меня довольно странно.

— Я тогда не придал значения словам императора, хотел только его самого предупредить… — Я безнадежно махнул рукой и вышел…

Вечером в баре захудалого клуба я сумрачно потягивал крепкий коктейль и время от времени поглядывал в телевизор.

Хроника происшествий: выбросился из окна одиннадцатого этажа своей квартиры программист известной московской фирмы. Найдена предсмертная записка… Версия самоубийства…

В обезображенном трупе я узнал Славика, с которым еще сегодня днем разговаривал в кафе «Неглинка»…

Он-то чем провинился…

Меня всегда удивляло умение Вовочки находить выпивку в любой местности, в любое время суток и при полном отсутствии в кармане даже мелочи. Он ухитрялся напиться в самой безвыходной ситуации, в которой, казалось бы, рассчитывать уже совершенно не на что и когда любой другой на его месте давно смирился бы со своей печальной участью.

Он знал девятьсот девяносто девять способов, как, не имея никаких на то шансов, упиться до чертиков (а с чертиками он давно познакомился, и, кстати, еще не известно, кто из них больше от этого пострадал), поэтому трезвым я его почти никогда не видел, а если видел, то это было такое же редчайшее для меня событие, как, к примеру, для страны смена власти или для всей нашей цивилизации парад планет.

Однако просто знать эти способы ничтожно мало. Знай их я или вы — у нас с вами вряд ли что-то получилось бы. Скорее всего, нам в лучшем случае набили бы морду и мы, держась за отбитые бока, поплелись бы восвояси несолоно хлебавши. Но Вовочка практиковал денно и нощно, впитывал, как губка, пагубный опыт лучших из лучших, в частности незабвенного мастера аферы Ази-коффа, посвятил кропотливым изысканиям лучшие годы жизни и в результате овладел тончайшими психологическими технологиями, изобрел множество результативных ноу-хау и применял эти способы настолько виртуозно, что его фантазией восхитился бы любой Герберт Уэллс, а актерской игре позавидовал бы даже самый раскрученный корифей кино и сцены.

Так вот о способах. Вот, к примеру:

Способ № 12. Рекомендуется один раз в два года. Результат: 1 бут. водки. Шанс 40 %.

Вовочка идет в библиотеку, записывается и берет несколько увесистых книжек. Потом он заходит, допустим, к интеллигенту Клюеву по кличке Клювашка, с которым когда-то вместе учился, чтобы стрельнуть у него сигарету. Попутный разговор о книжках заканчивается тем, что «страстный любитель» литературы Вовочка дает почитать наивному Клювашке свои бестселлеры с библиотечными штампами, а тот, в свою очередь, не чувствуя подвоха, одалживает ему на недельку какой-нибудь ценный том из своей домашней библиотеки. Вовочка тут же отправляется к собирателю редких книг Вольдману — буржуйской морде, антантовскому недобитку, раскинувшему свои мерзкие финансовые щупальца по всему микрорайону (как, разве вы не знаете знаменитого Вольдмана?!), и продает ему Клювашкин фолиант по цене дешевой бутылки водки, хотя книга может стоить целое состояние. То же самое, например, с видеокассетами, которые берутся в специализированном прокате.