Впереди мерно колыхался факел гнома. Сзади пыхтел и спотыкался шут.

Иногда, оглядываясь на поворотах, Денхольм ловил взглядом глаза замыкавшего шествие проводника, становившиеся с каждым новым пролетом все теплее и спокойнее. И почти забывал тот покорно-горький отблеск ведомой на бойню скотины, что родился в старческих зрачках на восточном склоне Сторожевых гор.

Проводник был с ними. Живой и невредимый. И ничего страшного из-за глупой выходки короля, дани родовому упрямству, не случилось.

Ступени спешили сорваться в пропасть, в самое сердце гор, обрываясь и петляя в узких проломах. И гулкое эхо доносило ворчание и кряхтенье сердитого Торни.

За каких-то два часа они добрались до двери. Но воспрянувших духом короля и шута ждало разочарование: назвав какое-то заклинание-пароль, гном толкнул створку, гордо прошествовал мимо вытянувшегося часового и продолжил спуск.

Вторую дверь, побольше и понаряднее первой, путешественники восприняли более спокойно, и взгляд на ступени не вызвал головокружения и протеста.

Третья дверь стала всего лишь досадной помехой на пути в подземную бесконечность.

Странным было то, что неимоверная толща горы над их головами почти не давала о себе знать, не давила, не угнетала. И не было полуобморочного состояния впечатлительной души от осознания возможности обвала. Напротив, сердце билось ровно, и разум вновь и вновь соглашался с проводником, всю дорогу твердившим: нет в Мире Хейвьяра места спокойнее, чем владения гномов.

Отшлифованный камень стен сменила четкая и суровая резьба.

Теперь они шли сквозь одну бесконечную битву, окруженные грохотом баллист, свистом стрел, звоном клинков, обреченные видеть оскаленные в последнем смертном крике лица, но не слышать оглохшими ушами хрипов и стонов умирающих воинов. Неслись кони, жарко дыша окровавленными мордами, трубили военные трубы, мерно и гулко грохотали походные барабаны Кастов, Держателей Равенства Весов.

Внезапно рев битвы сменился нетерпеливым, волнительным ожиданием предстоящей сечи. Два войска в боевых порядках, расставленных рукой умелого полководца, стояли друг напротив друга, полные азарта драки, неверия в смерть. Веры в свою правоту и победу! Трепетали штандарты, струились по ветру знамена, фыркали лошади.

И путники были подобны вождям, делающим последний смотр своим войскам, одобряющим славной и гордой речью готовых умереть за правое дело.

Тишина ласкала будущих смертников. И стоял в отдалении Шестирукий Бог, вольно раскинув угольную черноту Крыльев, вознеся к небу два темных, как провалы памяти, меча. Стоял и ждал обильного приношения, напряженно всматриваясь в даль, ища вековечную свою соперницу, Старуху с паучьим липким взглядом…

А потом бесчисленных воинов, боевых коней, богато украшенные колесницы сменило поле, простое поле спелой пшеницы, гнущейся под тяжестью налитых колосьев. Высились седые горы, взявшие под крыло покатые крыши домов небольшой деревеньки, и трубы выпускали в Небо жертвенные дымки с запахом свежевыпеченного хлеба… И стоял в отдалении прекрасный город, окруженный волшебным садом, белокаменный город, словно наполненный перезвоном хрустальных колокольцев. И танцевали над пшеницей дивные девушки, изогнувшись и воздев к небу тонкие прозрачные руки. И мерно стучали молоты в открытой кузне… А рядом с кузней отчаянно спорили, преисполнясь злобы и праведного гнева, коренастый Каст и дивный эльф, бранились с перекошенными лицами, готовые руками впиться друг другу в горло!

Король шел вниз и словно плыл по свернувшемуся, как молоко на солнце, времени, плыл назад, в прошлое, плыл к истокам… Он попытался представить себе увиденное наоборот, будто поднимаясь к вершинам. Спор. Два войска, жаждущие крови. Битва…

А дальше? Тишина. Гладкая полировка. Пустота. А потом и вовсе шершавость необработанного камня…

— Эй-Эй передает, — прошептал сзади шут, — что это работа великого гномьего Мастера Торка, и изображает она историю войны некогда дружных между собой эльфов Эастеля и гномов Двуглавка. Он говорит, что истоки той войны покрыты плесенью давности. И теперь Касты утверждают, что началась она из-за просроченного платежа за доспех, а Дивный Народ грешит на фальшивый камень в ожерелье.

— Красиво! И жутко…

— Еще бы! — откликнулся впереди идущий Торни. — Мастер Торк потратил на барельефы двадцать восемь лет и три дня. И умер прямо на лестнице, успев лишь отшлифовать участок стены под новые работы. После его смерти так никто и не решился продолжить эпопею, а учеников он не имел, все недосуг было!

Девятая дверь отворилась легко и непринужденно, едва они успели подойти.

Красивая дверь в три гномьих роста, украшенная кованым серебром и самоцветами.

За дверью ждала, сверкая огнями и остриями сталагмитов, огромная зала. За дверью бряцал оружием малый дивизион караульной стражи, выстроившийся в две шеренги.

Забеспокоившийся король остановился, борясь с нестерпимым желанием на всякий случай схватиться за меч, оглянулся на проводника.

В ответ на беспокойный взгляд старик ответил тихим воем и изобразил зубную боль вкупе с головной. Но глаза его по-прежнему лучились теплотой. Глаза его сияли и смеялись. Блудный сын возвращался домой, и заботливые родичи готовили торжественную встречу.

Невольно чеканя шаг, они проследовали за избавившимся от обгоревшего факела Торни вдоль почетного караула, точно по узкому мосту, по острию меча, не в силах свернуть и уклониться от обряда.

Бесконечной была анфилада сменяющих друг друга зал, вспыхивающих при их приближении разноцветными огнями. Бесконечным был строй малого дивизиона, касты воинов, смыкавших за ними шеренги, перестраиваясь в девять ритуальных рядов, словно подталкивая в спину вернувшегося из загула Эаркаста, попросту Безбородого на языке хозяев Горы. Эйви-Эйви отшучивался, дружелюбно переругиваясь с передней шеренгой, и король, не знавший языка, с удовольствием улавливал по-мальчишечьи счастливые интонации вечно сварливого старика.

Старика, отвергнутого людьми.

Старика, вернувшегося домой.

Впереди метнулся ввысь свет многочисленных светильников, скользнул вдоль мраморных стен, повис над головами, переплетаясь с гулом голосов, заигрывая с серебристо-серой пылью в верхних галереях…

Они вступили в поистине огромную залу, потолок которой терялся, заслоненный вспышкой световых проходов. И не ощутили под ногами пола.

Навес прочного крестообразного моста держал их над пропастью, и шеренги лучших бойцов подземного царства словно упреждали любопытство неосторожных, заслоняя спинами изящные, но хрупкие перильца.

Торни остановил их рукой, а сам спокойно и уверенно дошагал почти до самого круга площади, повисшей на стальных опорах креста, где возглавил левую шеренгу воинов, любовно оглаживая бороду и прижимая к груди обнаженный топор.

Почетный караул неторопливо разместился по ярусу галереи, огибавшей пропасть.