Мистер Кощей сдвинул очки на кончик носа и поверх оправы взглянул на Люцифера:

– А по какой причине я должен вмешиваться в действия местных властей?

– Сэр, разве в нашей гильдии не существует правила, которое требует от мастеров благожелательного обращения с существами, наделенными свободной волей?

– Нет.

– Сэр, должно быть, я неправильно понял то, чему меня учили, – растерянно произнес Джерри.

– Вот именно. Исходя из эстетического принципа – принципа, а не закона, – обращение с существами, наделенными свободной волей, должно основываться на системном подходе. Исключительно благожелательное обращение ограничит степень свободы волеизъявления, ради которой ваши создания и были наделены волей. Без возможности возникновения трагических коллизий эти существа будут всего лишь големами.

– Сэр, это мне понятно. Но поясните, пожалуйста, эстетический принцип системного подхода к обращению с существами, наделенными свободной волей.

– В нем нет ничего сложного, Люцифер. Для того чтобы сотворенное существо исполнило свой собственный акт творения, правила, которыми ему надлежит руководствоваться, должны быть либо известны заранее, либо определяемы методом проб и ошибок, с условием, что ошибки не будут иметь фатальных последствий. Короче, творение должно иметь возможность учиться на собственных ошибках и обогащаться опытом.

– Сэр, именно в этом и заключается суть моей жалобы на брата. Взгляните на рукопись, которая лежит перед вами. Яхве подстроил западню, заманил это создание в игру, заранее рассчитанную на поражение, а затем объявил ее оконченной и отобрал у него выигранный приз. И хотя это крайний случай испытания на прочность, однако он типичен для обращения Яхве со своими творениями. Творения Яхве просто не в состоянии победить в его жульнических играх. Вот уже шесть тысяч лет проигравших отправляют ко мне… и многие из них прибывают в ад, оцепенев от ужаса передо мной, перед вечными муками и страданиями. И не могут поверить, что их обманули. Моим психотерапевтам крайне трудно переориентировать этих несчастных. А это уже совсем не смешно.

Мистер Кощей рассеянно откинулся на спинку старого деревянного кресла – оно громко скрипнуло, точно так же, как мне помнилось, – и снова посмотрел на мою рукопись. Он почесал лысину, окаймленную венчиком седых волос, и издал раздраженный звук – какое-то присвистывающее хмыканье. Оно тоже было заимствовано из моей памяти о докторе Симмонсе, но звучало вполне естественно.

– А это творение женского пола – та, что служила приманкой, – она тоже обладает свободной волей?

– Да, я склоняюсь к такому мнению, мистер Председатель.

(Боже мой, Джерри! Ты что, не знаешь точно?!)

– В таком случае это творение вряд ли удовлетворится имитацией. – Он снова с присвистом хмыкнул. – Что ж, придется копнуть глубже.

Кабинет мистера Кощея был невелик, а теперь присутствующих стало больше. Откуда-то возник еще один ангел, очень похожий на Джерри, но старше; укоризненное выражение его лица не располагало к общению. Был здесь и какой-то пожилой тип в длинном плаще и широкополой шляпе; глаз прикрыт повязкой, а на плече – ворон. Явился и этот наглец, Сэм Крумпакер, жуликоватый адвокат из Далласа!

За спиной Сэма маячили еще три типа – крепкие, смутно знакомые мне парни. Где я с ними встречался?

И тут я вспомнил, что именно у них выиграл по сотне (или по тысяче?) долларов в совершенно идиотском споре.

Я снова взглянул на Крумпакера и разозлился еще больше.

Этот мерзавец напялил на себя мое лицо!

Я повернулся к Джерри и громко прошептал:

– Видишь вон того типа? Ну, который…

– Заткнись!

– Но…

– Молчи и слушай!

Говорил брат Джерри:

– А что, были жалобы?! Или вам надо снова Христа изобразить? Между прочим, некоторые успешно проходят испытание, а значит, в нем нет ничего особенного. Вот из последнего замеса выжили семь целых и одна десятая процента, не считая големов! И что вам не нравится? Кто бы говорил!

Старикан в черной шляпе сказал:

– Все, что меньше пятидесяти процентов, я считаю провалом.

– И кто поднимает гвалт? Тот, кто проигрывает мне в каждом тысячелетии? Со своими творениями обращайся как знаешь, а в мои дела не лезь!

– Вот потому-то я и здесь, – буркнул старикан. – Ты дерзко надругался над одним из моих созданий.

– И вовсе не я! – Яхве ткнул большим пальцем в сторону человека, разом похожего и на меня, и на Сэма Крумпакера. – Это вот он! Мой шабесгой! Ну да, перестарался немного. А чей он парень? Ну? Признавайтесь!

Мистер Кощей постучал по моей рукописи и сказал человеку с моим лицом:

– Локи, сколько раз ты появлялся в этой истории?

– Смотря как считать, сэр. Восемь или девять, если считать массовку. Или все время, если вы учтете, что я целых четыре недели доводил до кондиции эту смазливую училку, чтобы она вовремя затащила в койку это жалкое ничтожество.

Джерри крепко сжал мне руку:

– Молчи!

– А Яхве мне так и не заплатил! – продолжил Локи.

– С чего бы я стал тебе платить? Кто из нас выиграл?

– Ты смухлевал! Твой чемпион, твой ханжа-фанатик созрел и готов был расколоться, как орех, но ты преждевременно устроил Судный день. Вон он сидит! Спроси его! Спроси, готов ли он, как и раньше, клясться твоим именем? Или хочет крыть тебя последними словами? Ну, спрашивай! А потом гони монету! У меня за снаряжение еще не плачено.

Мистер Кощей спокойно произнес:

– Эта дискуссия к делу не относится. Здесь вам не агентство по сбору платежей. Яхве, основное обвинение в твой адрес заключается в том, что ты устанавливаешь непоследовательные правила игры для своих творений.

– А мне что, целоваться с ними, что ли? Если яйца не разбить, яичницы не сварганишь.

– Речь идет о совершенно конкретном случае. Ты проводил проверку на прочность. И дело не в том, было ли это необходимо с эстетической точки зрения. В конце испытания ты забрал на Небеса одного и бросил другого, чем наказал обоих. Почему?

– Правило одно для всех. Она не выдержала испытания.

– А разве не ты тот самый Бог, который повелел не заграждать рта волу, когда он молотит?

И тут я обнаружил, что стою на бюро мистера Кощея и гляжу в Его неимоверно огромное лицо. Наверное, Джерри меня туда поставил.

– Это твое? – спросил мистер Кощей.

Я взглянул в указанном направлении и едва не упал в обморок. Марга!

Маргрета, холодная и мертвая, заключенная в глыбу прозрачного льда, будто в гроб. Глыба занимала бо`льшую часть столешницы и уже начала подтаивать.

Я хотел броситься к ней, но не смог даже пальцем пошевелить.