В 1996 году по литературному миру разнеслась весть, что после тридцатилетнего молчания Сэлинджер принял неожиданное решение выпустить «Шестнадцатый день Хэпворта 1924 года» в твердой обложке. Как говорили, автор отказал всем крупным издателям и выбрал никому не известное маленькое издательство в Александрии, штат Виргиния, под названием «Орчисес пресс». Критики тут же ринулись разыскивать первую публикацию «Хэпворта», которая уже стала раритетом, после того как многие читатели вырезали ее из немногих сохранившихся экземпляров июльского «Нью-Йоркера» за 1965 год. «Орчисес пресс» назвало сроком столь ожидаемой публикации «Хэпворта» январь 1997 года, однако январь наступил, но ни самой книги, ни какого-либо комментария со стороны издательства или автора не появилось. На самом деле еще до начала 1997 года выход книги трижды откладывался, к большому неудовольствию почитателей Сэлинджера.

Все эти оттяжки привели к тому, что критики, успевшие прочитать повесть, принялись наперебой высказываться в печати. В результате вокруг «Хэпворта» поднялась шумиха, от которой он был избавлен после первой публикации. Заметки появились и в «Вашингтон пост», и в «Нью-Йорк ньюсдей», и в «Чикаго трибьюн», и в «Ньюсуик», и в «Тайм», и в «Эсквайре». О предстоящем выходе книги объявили Си-эн-эн и другие новостные программы. Даже «Сатердей найт лайв» протянула писателя в своих пародийных «новостях». На просьбу объяснить, почему он издает «Хэпворт» столько лет спустя, кукла-Сэлинджер отвечает: «Убирайтесь к дьяволу с моей лужайки».

Куда более неприятными, чем телепародии, оказались критические разборы «Хэпворта», квинтэссенцией которых явилась статья Мичико Какутани в книжном обозрении газеты «Нью-Йорк тайме» от 20 февраля 1997 года, где повесть названа «кислой, недостоверной и, к сожалению, совершенно лишенной обаяния». Какутани укорила Сэлинджера в том, что он изменил характер Симора в угоду своим хулителям, которые сочли его неправдоподобно безупречным. Попеняла автору на рыхлость сюжета и композиции, непроработанность характеров, отсутствие мотивировок. Ее критика разила наповал, но не потому, что она свысока относилась к Сэлинджеру и его таланту, а потому, что все ее претензии были тщательно продуманы. Какутани хорошо потрудилась и представила отзыв столь же почтительный, как знаменитый апдайковский, но и столь же разгромный. Когда на следующий год Какутани за ее рецензии вручили Пулитцеровскую премию, ее отрицательная оценка «Хэпворта» приобрела дополнительный вес, а издание повести отдельной книгой отложилось на неопределенное время. Журналисты, попытавшиеся в феврале того же года связаться с «Орчисес пресс», чтобы попросить комментариев, услышали только голос автоответчика: «Это редакция «Орчисес пресс». Выход в свет повести «Шестнадцатый день Хэпворта 1924 года» откладывается. Точная информация о дате публикации в данный момент отсутствует. Мы приносим свои извинения за то, что ввели вас в заблуждение…»

Такой исход дела огорчил любителей творчества Сэлинджера, причем еще одно такое же разочарование постигло их двенадцать лет спустя, когда книжные интернет-магазины повторили трюк с новым изданием. Быть может, Сэлинджер и дразнил читателей этими переносами сроков, однако вряд ли все зависело лишь от него одного. Сэлинджеру принадлежат права на все его опубликованные произведения, за исключением «Хэпворта», остающегося в собственности журнала «Нью-Йоркер».

В конце 1990-х годов Сэлинджер приближался к своему восьмидесятилетию, однако пребывал в полном здравии, разве что стал терять слух и немного ссутулился. Его черные волосы давно поседели, но глаза горели все тем же темным огнем, который так завораживал юных дам из «Урсинус-колледжа» в годы его юности. Дети выросли и пошли каждый своей дорогой. Клэр десятью годами раньше переехала из Корниша в Калифорнию, вернув дом с участком бывшему мужу, и начала новую жизнь *. Хотя Сэлинджер и мог составить длинный список женщин, когда-либо увлекавшихся им, сам он редко делал правильный выбор. Уна О’Нил воплощала в себе все, что он презирал и одновременно обожал в женщине. Его женитьба на Сильвии Вельтер была следствием импульсивного порыва. Что же касается Клэр Дуглас, то в ней он умудрился найти человека, еще более склонного к депрессии, чем он сам. После развода с Клэр у Сэлинджера было несколько пассий, но выбирал он по-прежнему из рук вон плохо. Один такой выбор аукнулся ему в 1998 году публичным скандалом.

В апреле 1972 года Сэлинджер прочитал в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» небольшое эссе под заглавием «Взгляд назад с высоты восемнадцати лет», принадлежавшее перу студентки колледжа Джойс Мейнард. Статья, равно как и ее скромный автор, чей портрет красовался на обложке журнала, заинтриговали Сэлинджера. Он написал Мейнард письмо с выражением своего восхищения. После завязавшейся переписки Мейнард оказалась в Корнише — в романтических отношениях с человеком, на тридцать пять лет старше ее по возрасту и на целые световые годы обогнавшим ее по опыту. Сэлинджер был, конечно, увлечен Мейнард, но через год их союз распался, и девушка вернулась домой к родителям, считая себя жертвой бессердечного соблазнителя, попользовавшегося ею и бросившего.

В 1998 году Мейнард опубликовала мемуары под названием «Мир — дом мой», где рассказывала о своем двадцатишестилетней давности романе с Сэлинджером. В них она полила Сэлинджера грязью, изобразив его холодным манипулятором, обольстившим невинную девушку, пребывавшую в том возрасте, когда юность особенно впечатлительна. Отклики на книгу были неоднозначными, а ее достоверность тут же подверглась сомнению. Тем не менее читатели набросились на нее с особой жадностью. Двадцать третьего июня 1999 года Мейнард выставила свою переписку с Сэлинджером на продажу. Лот на аукционе Сотби состоял из четырнадцати писем и был продан за 200 тысяч долларов. Торги закончились неожиданно. Покупатель, производитель программного обеспечения Питер Нортон, заявил, что покупает письма только ради Сэлинджера. Он предложил вернуть их автору или, если тот захочет, уничтожить.

В 1992 году Сэлинджер снова женился. Со своей невестой он познакомился за несколько лет до свадьбы на Корнишской ярмарке — мероприятии, чем-то напоминающем то, где, согласно легенде, познакомились его родители. Его избранницу звали Коллин О’Нил. Она была местная, работала медсестрой, увлекалась шитьем лоскутных одеял, отличалась добродушием и скромностью. Парочку скоро стали часто замечать в городе — на улице по пути в местный магазин, за столиком виндзорского ресторана. Поскольку о женитьбе официально никто не объявлял, истинный характер их отношений оставался загадкой даже для большинства соседей Сэлинджера. Сбивало с толку еще то обстоятельство, что Коллин родилась в июне 1959 года и, следовательно, была моложе Сэлинджера на целых сорок лет, то есть вряд ли годилась ему в спутницы жизни.

В начале декабря 1992 года в доме Сэлинджера случился пожар. Огонь не удавалось загасить, несмотря на то что из близлежащих городков примчались нескольких пожарных команд. Вслед за пожарными машинами появились фургоны с репортерами, которых тут же оповестили, чей дом горит. Сэлинджер и Коллин стояли на лужайке, глядя, как полыхает их жилище, но при приближении репортеров пустились наутек. О происшествии сообщили общенациональные каналы, и не было газеты, где не рассказывалось бы, как писатель-отшельник сбежал от журналистов, чтобы только не давать интервью. Там также говорилась, что Коллин — жена Сэлинджера, причем акцент непременно делался на ее молодости. Поскольку пламя обошло стороной кабинет писателя и пощадило его рукописи, в его собственных рассказах о пожаре нет ни упоминаний о репортерах, ни сетований по поводу потери дома и находившихся в нем вещей. Сэлинджера более всего огорчило, что его собаки, пара итальянских борзых, умчались в лес, испугавшись огня.