— Ты не пожалеешь об этом, — поклялся он.

Лизи лежала в постели. Была уже полночь, а она не могла заснуть. Она сотни раз проигрывала в памяти свой визит в Хэррингтон-Хаус, улыбки Нэда, каждый взгляд Тайрела. Эта ужасная пропасть боли была печальным напоминанием о прошлом. Дружба с Тайрелом могла быть невозможной задачей — ее сердце хотело большего. Хотя Лизи оставалась решительной — она собиралась примириться с дружбой и сделать все возможное, чтобы их дружба удалась.

Сначала она должна игнорировать ужасное сексуальное напряжение, которое мог вызвать только Тайрел. Настоящие друзья верны, заботливы и честны друг с другом. Может, они были приговорены, в независимости от того, что она сделает. Между ними оставалась ложь, ложь о настоящей матери Нэда.

Лизи перевернулась на бок. Ей было противно думать о той старой лжи. Она пообещала Анне, что унесет ее секрет с собой в могилу, но теперь он казался еще одним препятствием дружбы между ней и Тайрелом. Это могло повлиять на то, что он чувствовал к ней сейчас. Ему не понравится, что она так нагло лгала ему, даже если он узнает правду.

Лизи вскочила с кровати. Можно было прийти лишь к единственному выводу. Если есть настоящая надежда на то, что они могут быть друзьями, правду необходимо рассказать.

Если Сигрэм и удивился, увидев ее у центральной двери Хэрмон-Хаус в половине восьмого следующим утром, он не подал виду.

— Лорд завтракает в библиотеке, мисс Фицджеральд. Я скажу ему, что вы пришли.

Лизи улыбнулась как можно ярче:

— Я найду лорда де Уоренна в библиотеке, Сигрэм.

Тайрел сидел за столом без пиджака. Когда он увидел ее, он быстро встал и пересек комнату.

— Элизабет!

Она сделала реверанс:

— Доброе утро. Я знаю, это странно, но…

— Что случилось?

Тайрел выглядел очень озабоченным.

— Все в порядке. Но я должна поговорить с тобой. Знаю, время необычно, но я не могла спать.

Он пристально посмотрел на нее, и Элизабет внезапно ощутила его теплое, сильное прикосновение, и ее сердце упало. Но она была слишком слаба, чтобы высвобождать руку, да и не хотела.

— Принеси, пожалуйста, чай, Сигрэм, — сказал он.

Лизи потянула его за руку:

— Мы должны поговорить наедине.

Тайрел прошел за дворецким к двери и плотно закрыл ее. Затем повернулся к Лизи, которая нервно ходила по комнате. Ей было дурно от ужаса.

— Все не может быть так плохо, — произнес он.

Лизи покачала головой:

— Думаю, это зависит от тебя.

Тайрел широко раскрыл глаза:

— Ты хочешь сказать мне, что мы никогда больше не увидимся?

— Нет! — начала Лизи. — Конечно же нет! Я действительно хочу быть твоим другом.

Его лицо расслабилось.

— Ты здесь из-за этого?

Она кивнула, дрожа.

— Я должна рассказать тебе одну историю.

Она очень тщательно подумала о том, как продолжить.

Тайрел казался растерянным, но сейчас Лизи полностью завладела его вниманием.

— Очень хорошо. Не хочешь присесть?

— Нет. — Она сомкнула руки. — Моя сестра, Анна, которая теперь замужем, всегда была безрассудной, Тайрел, безрассудной и невероятно красивой. — Она попыталась улыбнуться, но не смогла. — Ты ее знаешь. Должен знать. Она была на нескольких костюмированных балах.

Тайрел был совершенно сбит с толку.

— Почему ты говоришь о своей сестре?

Лизи вздохнула.

— Она не злая, но самодовольная. Ее ужасно разбаловали, когда она была ребенком. — Сейчас она говорила торопливо. — Мама во всем ей потакала, и папа тоже. Поэтому, повзрослев, она не задумывалась перед тем, как удовлетворять свои потребности.

Тайрел встретился с ее взглядом:

— О чем это ты, Элизабет?

Лизи закусила губу, ее взгляд затуманился из-за слез.

— Я сказала тебе в письме, которое оставила в Уиклоу, что я не настоящая мать Нэда. Это причина, — прошептала она, — по которой я появилась в Рейвен-Холле год спустя, с твоим сыном на руках, сказав, что он мой.

Тайрел был озадачен. Затем Лизи увидела, что он начал понимать.

— Элизабет, я не получал того письма. Я подозревал, что Нэд был зачат на Хеллоуин, женщиной, которая была одета в твой костюм.

Лизи кивнула, дрожа:

— Этой женщиной была Анна.

Тайрел побледнел; она никогда еще не видела его таким бледным.

Лизи обхватила себя руками:

— Я планировала встретиться с тобой той ночью, Тайрел, но Анна испортила свой костюм, и мама настаивала на том, чтобы она вернулась домой. Анна попросила мое платье, и я, глупая, дала его ей.

Он смотрел на нее с недоверием.

— Пожалуйста, пожалуйста, попытайся понять! Я поклялась Анне, что никогда не выдам этот секрет. Даже если я и знала, что это неправильно, даже если я знала, что у тебя есть полное право знать правду, она попросила меня о помощи в тот день, когда родила Нэда. Мы планировали отдать Нэда в хорошую семью, но, когда взяла его на руки, я полюбила его и поняла, что не могу его отдать! Никому! Я решила, что он будет моим, и, как ты знаешь, я люблю его с тех пор так, словно он мой собственный сын.

Тайрел тяжело дышал.

— Элизабет! Я и понятия не имел, что той женщиной была твоя сестра! Я ждал тебя, и я очень разозлился, когда увидел вместо тебя ее. Боже мой! — Он провел рукой по волосам, видимо пытаясь понять. — Я хотел уйти, когда понял, что в саду меня ждала незнакомая женщина. Она была очень наглой. Она дала понять, что утолит мой аппетит, и я, в полном гневе, принял приглашение.

— Я знаю. Анна рассказала мне! — воскликнула Лизи. — Я знаю, ты не был ее первым любовником.

— Нет, не был! — воскликнул он, начав краснеть. — Это достойно порицания! Но, господи, это так многое объясняет! Я всегда удивлялся, почему ты сопротивлялась.

Лизи наконец села, но она не отводила взгляда от него. Она чувствовала облегчение, словно с ее плеч сняли тяжелый груз.

— Я умоляю тебя не сердиться на меня. Но, Тайрел, никто не должен знать. Анна счастлива в браке, и у нее ребенок. Мы должны защищать ее доброе имя.

И напряженное лицо Тайрела стало расслабляться.

— Да, должны. Ты ведь на все пойдешь, чтобы защитить Анну, или Нэда, или тех, кого ты любишь.

Лизи не знала, что сказать.

— Это природа любви.

— Это природа самопожертвования — и природа великой храбрости. — И он улыбнулся с некоторой болью. — Думаешь, я не размышлял много и долго, как ты признала Нэда своим сыном, самоотверженно пожертвовав своей репутацией и жизнью ради его благополучия?