«Кто мог бы представить, что я знаю так много мертвецов? – подумала она. – Так много мертвецов… и предателей, и других ужасных вещей». Она тихо плакала под невыносимым гнетом утраты, утаскивавшим ее в холодную, маслянистую глубину, где она не могла дышать.

Наступило ли утро? Что означает солнечный свет? Куда делись солдаты? Мария с трудом встала с постели и поплелась к окну. Солнечные отблески, танцующие на шиферных крышах под окном, резали ей глаза.

Толпа осталась на месте. Когда она появилась в окне, на улице раздались крики. Она протянула руки из окна и обратилась к ним.

– Помогите мне, помогите! О, добрые люди, освободите меня!

Их вид доставлял ей невыносимые муки. Она схватилась за корсаж и разодрала его. Ее спутанные волосы свисали из окна.

Среди зрителей раздался дружный вздох. Она была похожа на призрак или на обезумевшую женщину.

– Либо убейте меня сами, либо освободите от жестоких изменников, которые держат меня в плену! – выкрикнула она.

Толпа зашумела, и некоторые начали кричать: «Спасем ее!» Потом другая часть толпы развернула перед ней знамя Дарнли. Раздались крики «Долой!», и несколько человек набросились на знаменосцев, пытаясь сорвать флаг, развернутый между двумя древками.

– Спасите, спасите меня! – заунывно кричала она.

В Эдинбурге зазвонил колокол, призывавший горожан к оружию.

Грубые руки схватили ее за плечи и втащили в комнату. Это был Мортон.

– Как только солдаты спустились поесть, вы устроили непристойную сцену! – сказал он, впившись в нее взглядом.

В первый момент она ничего не поняла. Потом она увидела, что ее корсаж раскрыт, а грудь полностью обнажена. Как это могло случиться? Когда порвался корсаж?

– И вы удивляетесь, что люди называют вас шлюхой? – его голос сочился отвращением. – Вы сами красуетесь голой перед ними! Как после этого можно ожидать должного уважения к королеве?

Потом его взгляд упал на лист бумаги, валявшийся на полу.

– Что это? – спросил он.

Документ! Должно быть, он выпал из ее корсажа. Когда она в исступлении порвала корсаж, то забыла о бумаге, полученной от Босуэлла. Но тогда она забыла обо всем. Теперь она бросилась на пол, чтобы забрать документ до того, как Мортон успеет прочитать его.

– Отдайте его мне, – приказал он.

Мария обнаружила, что смотрит на носок его сапога. Он занес ногу, как будто собираясь пнуть ее в лицо, но она не двинулась с места.

– Отдайте его мне! – повторил он, потом наклонился и рывком поставил ее на ноги. Она скомкала бумагу и сжала ее в кулаке. Он схватил ее руку и попытался разжать пальцы.

– Это мой документ, моя королевская собственность, и я запрещаю вам брать его и даже смотреть на него! – крикнула она. Он рассмеялся.

– Как царственно! Как благородно! Но теперь с этим покончено. Отдайте его мне.

Теперь с этим покончено. Что он имеет в виду?

– Нет.

Он взялся за ее кулак обеими руками и сдавил изо всех сил, словно пытался расколоть орех. Она чувствовала, как хрустят мелкие косточки. Он собирается изувечить ее! Это была правая рука, которой она писала…

– Ну вот! – он наконец разжал ее пальцы и извлек документ, порванный и почти неразборчивый. Потом он расправил лист и стал читать, насмешливо изогнув бровь. – Не стоило рисковать вашей рукой ради этого. Тут нет ничего важного.

– Кроме того, что вы вместе с другими лордами подписали бонд с целью убийства моего мужа!

– Правда? Кто это говорит, Босуэлл? Как это похоже на него – смастерить фальшивый бонд. Он знаток по части фальшивых договоров, вроде того, который он заставил подписать в таверне Эйнсли, с мягким убеждением в виде вина и двухсот солдат!

Он медленно, демонстративно порвал документ и бросил обрывки на пол.

– Думаю, вам пора подкрепиться. У вас помутился разум от голода. Я распоряжусь подать еду, а потом секретарь Мейтленд придет поговорить с вами.

После его ухода Мария упала на колени и собрала клочки бумаги. Возможно, ей удастся сложить их вместе. Что более важно, она должна прочитать документ, чтобы самой знать правду.

Пристыженная, она постаралась прикрыть обнаженную грудь. Почему она порвала корсаж? Она даже не помнила, как это случилось. Неужели у нее действительно помутился рассудок?

Через несколько минут принесли поднос с едой. Мария закуталась в одеяло и медленно съела фрукты и хлеб. У нее не было аппетита, но если она в самом деле так потеряла голову, что начала срывать одежду, то нужно подкрепить силы. После этого она легла и попыталась отдохнуть.

Мария увидела Мейтленда, стоявшего в ногах ее кровати. Солдаты ушли, поднос с едой унесли. Она никак не могла привести мысли в порядок. Видимо, ей каким-то образом удалось заснуть. Она попыталась сесть.

– Мой добрый секретарь, – сказала она. – Вижу, сегодня вы узнали меня.

Он оставил колкость без внимания.

– Сожалею, что пришлось прервать ваш сон. Но лорды попросили меня спросить вас, согласны ли вы оставить Босуэлла. Если вы сделаете это, они готовы восстановить ваши полномочия.

– Восстановить мои полномочия? – спросила она. – Разве я была лишена их – то есть в законном смысле? Так или иначе, можете передать им, что этого не будет. Я никогда не оставлю графа Босуэлла, моего законного мужа.

Мейтленд выглядел сильно удрученным.

– Дорогая мадам, мы давно знакомы, а благодаря моей жене, которая знает вас с детства, мне кажется, что всегда знал вас. Умоляю вас, оставьте его в покое. Поскольку развод с его первой женой был получен под принуждением, он, несомненно, является незаконным, и это можно доказать. Вам больше не нужно цепляться за него. Вы можете освободиться. Теперь вы в безопасности.

– В безопасности? С завывающей толпой снаружи, в полной власти лордов-изменников, – она не сдержала тихий, отчаянный смешок. – Нет. Он мой муж, и я никогда не оставлю его. Я с радостью бы уплыла вместе с ним подальше отсюда, куда ветры отнесут нас.

Лицо Мейтленда еще больше осунулось.

– Значит, все так, как я и опасался. Вы должны узнать правду о нем. Он писал своей первой жене и говорил, что считает вас всего лишь своей наложницей. – Когда Мария промолчала, он добавил: – Он посещал ее в замке Крайтон и продолжал спать с ней.

Она засмеялась ему в лицо:

– Это ложь.

– Значит, вы не оставите его?

– Никогда. А если вам нужна веская причина для этого совета шакалов, которые называют себя лордами, передайте им, что я беременна и ни при каких обстоятельствах не допущу, чтобы этого ребенка называли бастардом, как лорда Джеймса.

Толпа по-прежнему завывала снаружи. Мейтленд печально посмотрел на нее.