с бутылками, пестревшими нарядными этикетками и серебром, — чьи-то торопливые руки позаботились приготовить все для семейного торжества.

Чуть слышно скрипнула невидимая дверь, послышалось шелковистое шуршание и легкие шаги — в рамке двери появилась женщина в черном вечернем платье, оставлявшем обнаженными руки и плечи:

— Леня, дорогой мой, мы ждем, — тихо проговорила она, ласково, но вместе с тем настойчиво, как врачи говорят с капризными больными, — перестань, мальчик. Не мучь себя и других…

Ее темные, простодушно, по-детски широко открытые глаза сверкали от недавних слез и повторяли просьбу: «Леня, дорогой мой, не мучь…» — и я видел, что Леонид готов был поддаться этой просьбе. И Ляля смотрела на него и ждала.

Но в этот миг грубо и некстати вмешался Егорий Григорьевич:

— С тобой по-хорошему говорят!

Лешку словно обожгло:

— Да, по-хорошему, — злобно выкрикнул он. — Знаю ваше хорошее!

— Леня! — бросилась к нему Ляля.

Но Леонид уже ничего не слышал:

— Он машину обещал мне купить. Лишь бы помалкивал по-хорошему.

Женщина в черном платье прислонилась к двери, беспомощно опустив руки.

— Лешка дорогой, — молила Ляля, — не надо!

— Оставь, Лялька, — выдернул руку Леонид, — теперь уже все равно. Теперь уж пусть! — Лешка шагнул к Жилову. — Ненавижу вас, слышите!

Лицо Егория Григорьевича постепенно наливалось кровью; по щекам, по массивной короткой шее расплылись багровые пятна. А подбородок и губы побелели:

— Мой хлеб жрешь, щенок…

— Ага, заговорили, наконец, своим настоящим языком, — рассмеялся Леонид. — Вы и маме так говорили: «Мой хлеб жрешь». Я слышал…

Женщина в бархатном платье заплакала, прижавшись к притолоке двери.

Жилов замахнулся тяжелой короткой рукой.

— Бросьте, — не отступал Лешка. Мне невольно вспомнилось, как он всегда говорил: «Не люблю это слово», — бросьте, не посмеете. Шума побоитесь.

— А-а, — выкрикнул Жилов, — на общественность опираешься.

— Да, опираюсь.

Леонид уже не владел собой, не думал, что говорит:

— Люди не станут больше терпеть. Увидите! Не сегодня — завтра скажут…

— Ты что, — задыхался Жилов, — против меня вздумал. — Он с трудом подавил внезапную вспышку гнева, заговорил негромко, своим обычным размеренным тоном, с чуть заметной усмешечкой: — Глупый, больной мальчишка! Тебе добра желают, заботятся. А ты что выкидываешь. — Он приблизился вплотную к Леониду. — Больной, больной, припадочный, — повторял Егорий Григорьевич с состраданием. — Тебя никто и слушать не станет. Жилова кругом знают. Жилову верят, — Егорий Григорьевич наклонился к самому лицу Лешки. — Тебя же, щенка, за подлую клевету притянут. Понял меня, мальчик?

— Что это… — воскликнула Ляля, подняв руки, словно от чего-то защищаясь. — Как все гадко, противно, — она закрыла лицо руками и выбежала из комнаты.

Лешка кинулся вдогонку. Я за Лешкой. Однако нам не удалось остановить Лялю.

Мы остались с Лешкой одни на улице.

— Может, к нам пойдем? — нерешительно предложил я.

— Оставь меня, Андрей… Уходи!

— Никуда не пойду.

— А я говорю — все уходите!..

— Пойдем к нам, Лешка, переночуешь. А завтра видно будет.

Леонид прикрикнул на меня, советуя убираться; некоторое время он еще хорохорился, однако понемногу раздражение улеглось: нужно было что-то делать, подумать о своей судьбе — тут криком не возьмешь.

— Проводи до автобуса, — попросил он, — я в поселок поеду. У меня там дед проживает. Правильный старик.

— Да у тебя хоть деньги есть на билет?

— Деньги? — растерянно переспросил Леонид, полез в карман, вытащил какую-то программку, гребенку, носовой платок. — Нет, денег нету. Да ладно, как-нибудь…

— А если контролер?

— Ну, пешком дойду, подумаешь.

— Погоди, я свои запасы проверю. У меня на тетрадки было отложено, — пошарил в карманах, нашел мелочь.

— Пошли!

Я проводил его до остановки:

— Смотри, Лешка, если что — дай знать…

— Ладно, устроимся!

Я видел, парню неприятно было, что мы оказались невольными свидетелями всего происшедшего. «Пусть едет, — подумал я, — побудет у деда, подумает, сам разберется», — не стал донимать советами, спросил только:

— А в школу придешь?

— Завтра нет. Может, после выходного.

— Всего, Ленчик. Буду ждать!

— Всего, Андрюшка. В школе, пожалуйста, про меня не болтай.

— Хорошо, Лешка. Счастливо.

Я смотрел вслед автобусу, пока красный огонек не исчез в темноте.

На другой день Ляля спросила встревоженно:

— Где Лешка?

— Здорово! Сама убежала, а теперь спрашиваешь!

— Какой ты злой, Андрюшка!

— Пусть злой. Зато товарища не оставил.

— Не могла я, понимаешь — не могла. Неужели ты хотел, чтобы я расплакалась.

Я поспешил успокоить ее:

— Можешь, пожалуйста, не волноваться, — Лешка придет после выходного.

Однако ни после выходного, ни на следующий, ни на третий день Леонид не являлся. Я не на шутку встревожился. К Жиловым идти не хотелось, а где проживают Лешкины старики, — не знал. Наш новый классный руководитель Вера Павловна тоже встревожилась:

— Ступалов, — подозвала она меня на переменке, — что стряслось с Жиловым? Третий день отсутствует…

— Не знаю, Вера Павловна.

— Не знаешь? — вспылила учительница. — Вы же неразлучные товарищи.

— Но я действительно не знаю, Вера Павловна.

— Если бы речь шла не о Жилове, — резко промолвила Вера Павловна, разглядывая меня с любопытством, точно я впервые появился в школе, — я бы не придала значения. Трехдневный прогул в нашем классе заурядное явление. Но Леонид!.. — она не договорила и, бросив вскользь: «На родителей я, конечно, не надеюсь», — велела мне сегодня же отправиться к Жиловым и узнать, что с Лешкой.

Мне не очень-то хотелось встречаться с Жиловыми и я ответил уклончиво, а Вера Павловна по-своему расценила мое замешательство:

— Послушай, Ступалов, — воскликнула она, с трудом скрывая раздражение. — Вот уж полгода присматриваюсь к тебе и не могу понять, хороший ты человек или не очень хороший, — она немного помолчала, продолжая разглядывать меня, потом спросила в упор. — Ты знаешь, что Леониду Жилову сейчас очень тяжело?

— Знаю, — потупился я.

— Вот как, знаешь! Чудесно, Ступалов, оказывается, ты все знаешь. Ну, а знаешь ты, зачем существует на свете школьный коллектив, товарищи, школьная комсомольская организация?

Я удивленно взглянул на учительницу — смеется она надо мной, что ли!

К Жиловым я не пошел. Не смел этого сделать без Лешкиного ведома.

В школе я соврал, что Лешка болен азиатским гриппом. Вера Павловна приняла эту печальную новость близко к сердцу.

— Непременно все сразу свалится на человека. Ты был у него? Как он себя чувствует?

Что было ответить? «А вдруг Лешка завтра придет в школу? — мелькнула тревожная мысль. — Непременно нужно повидать Леонида. Сегодня же. Но как это сделать? Может, посоветоваться с Лялей? Девчонки лучше разбираются в подобных вопросах…»

Ляля рассудила все очень просто и быстро:

— Пойдем к Жиловым и узнаем, где живут Лешкины старики.

— А может, Леонид не хочет, чтобы Жиловы знали о его местопребывании.

— Ты не прав, Ступалов, — негодующе возразила Ляля. — Все-таки мама есть мама!

После уроков отправились к Жиловым. Впервые