Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот такая гнетущая атмосфера окутала Россию с приходом большевистской власти. Правда и то, что немалое число людей, гражданские чувства которых сформировались еще в годы правления последнего царя на ниве общественной деятельности в органах местного самоуправления, в кооперативном движении и прочих общественных организациях, и при новой власти проявили максимум социальной активности в организации различных форм сопротивления кремлевским узурпаторам. Об этом сказано выше.
Большевистские лидеры прекрасно осознавали, что их власть мало кому придется по душе, и потому с первых дней переворота стали строить систему железного занавеса, дабы оградить свое чадо от влияния «тлетворного» Запада, благами которого они пользовались десятки лет. Да и за железным занавесом вольготнее можно было испытывать на своем чаде самые изощренные «педагогические» приемы, по части которых новые властители оказались большими мастерами, которым могли позавидовать инквизиторы всех времен и народов.
Начали 2 декабря 1917 года с приказа Троцкого о визации паспортов при въезде в РСФСР, заверяемых единственным в те дни советским представителем за рубежом В. Воровским, находившимся в Стокгольме.
Новая власть изобрела общие положения о въезде и выезде: паспорта с фотографиями и надлежащими печатями, специальные разрешения со специальными подписями, предусматривались обыски всех (кроме дипломатических сотрудников), конфискация всего недозволенного к провозу, запрещался вывоз документов, могущих повредить экономическим или политическим интересам нового государства. Владельцы подобных документов немедленно арестовывались (Фельштинский Ю. К истории нашей закрытости. М.: Терра, 1991. С. 6–7).
Имей царское правительство подобное законодательство о въезде и выезде, ни один социалистический экстремист не шатался бы в любое время через российскую границу. Преступный либерализм «царских деспотов» был учтен, и большевики закрыли границы с первых дней переворота.
Следующим крупным организационным шагом по закручиванию гаек было создание «чрезвычайки» в середине декабря 1917 года для борьбы с охватившим многие отрасли народного хозяйства саботажем и открытыми выступлениями населения против новоявленных душителей свободы. С целью запугивания населения вновь созданная карательная организация в своем «Еженедельнике ЧК» № 1 за начало 1918 года излагает террористическую концепцию: «…пора, пока не поздно, не на словах, а на деле провести беспощадный, стройно-организованный массовый террор, принеся смерть тысячам праздных белоручек, непримиримых врагов социалистической России, мы спасем миллионы трудящихся, мы спасем социалистическую революцию… Дрожите, палачи рабоче-крестьянской Руси! Не дрогнет рука. Ждите. За вами очередь!» (Смыкалин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1977. С. 48).
Авторы обращения не утруждают себя характеристикой таких понятий, как «враг», «палач», что позволяет отнести к ним произвольно кого угодно. Вот и попали, к примеру, две девицы-белоручки, сидящие у окна, в палачи рабоче-крестьянской Руси!
Подобными демагогическими приемами новая власть натравливала краснозвездную шпану на всех, кто не ходил в разорванных штанах и ботинках, не изъяснялся матом и не затуманивал сознание всякого рода бормотухой, а старался даже в это трудное голодное время не терять свое человеческое достоинство. И вот к этим «праздным белоручкам» в лице артистов, адвокатов, писателей и журналистов, врачей и инженеров, управленцев, квалифицированных рабочих, живших, например, в приличных благоустроенных квартирах в Петрограде и внешне вполне похожих на «буржуев» (из рассказов ленинградских инженеров-пенсионеров в пятидесятых годах лично мне) и прочей городской культурной публики, голословно причисленной новой властью к врагам России, средь бела дня и ночи вваливалась полупьяная краснозвездная шпана с целью грабежа и расправы. Грабили и убивали недрогнувшей рукой, наводили революционный порядок, «спасали миллионы трудящихся», очищая Россию от культурного гумуса.
Так подлинные враги России — ленинская банда расправлялись со своими потенциальными критиками, наиболее образованной, культурной частью общества. В Гражданскую бойню уничтожили культуру России, позднее, в годы массовой коллективизации, уничтожили наиболее трудолюбивую часть общества — трудовое крестьянство, погрузив все общество в состояние социальной однородности, в равенство в нищете.
Вернемся к первым неделям большевистской власти.
В том же номере «Еженедельника ЧК» читаем приказ о заложниках, долго скрываемый от мировой общественности, стоивший многим жизней: «Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших их попытках к сопротивлению или малейшем движении в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел (подчеркнуто мной. — Б.). Местные губисполкомы должны проявлять в этом направлении особую инициативу. Ни малейших колебаний, ни малейшей нерешительности в применении массового террора» (указ. соч., с. 48).
В связи с непрекращающимся и расширяющимся сопротивлением народа большевикам Ленин 5 августа 1918 года подписывает постановление «О массовом терроре» (Мирек… С. 60). Но чтобы запустить его в действие, требовался громкий инцидент, мощный импульс. И такой инцидент не заставил себя ждать. 30 августа 1918 года убивают председателя Петроградского ЧК Урицкого, в тот же день в Москве ранят Ленина.
После убийства Урицкого расстреливали семьями, по адресной книге Петрограда, где указывался род занятий и сословие. После покушения на Ленина в Москве, Петрограде и других городах расстреляно 10 000 человек (Мирек… С. 58).
Эти покушения были провокацией, чтобы развязать массовый террор, и есть мнение, что организатором покушения на Ленина был Свердлов (Мирек… С. 59).
В течение всех лет существования большевистской власти советских людей приучили к мысли, что стрелявшая в Ленина Фанни Каплан была не то тут же растерзана толпой, не то в тот же день убита чекистами. Но Мирек в своей книге опровергает это устоявшееся мнение и доказывает, что Каплан не расстреляли, что она 25 лет в Бутырке заведовала культпросветработой и с ней работали его друзья-художники. Ленин, Крупская и Каплан раньше дружили, и есть их совместная фотография (Мирек… С. 58–59).
Существует мнение, что массовый террор большевики ввели после ранения Ленина (Иванова Г. М. История ГУЛАГа. 1918–1958. Социально-экономический и политико-правовой аспекты. М.: Наука, 2006. С. 67). Вышеприведенные документы показывают, что массовый террор был узаконен с первых недель Октябрьского переворота и в последующем только нарастал, приняв после сентябрьских постановлений ВЦИК и Совнаркома уж совсем разнузданные и циклопические формы. Так, в постановлении ВЦИК от 2 сентября 1918 года говорится: «Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районам право самостоятельно расстреливать… Устроить в районах маленькие концентрационные лагеря» (Шамбаров В. Оккультные корни Октябрьской революции. М.: Алгоритм Эксмо, 2006. С. 362–363). Этот документ впервые упоминает о концлагерях, и