УДАРАМИ ШПАГИ

Перевод с итальянского Л. Вершинина

_____

_____

1

Заметив, что сторож разглядывает их через стекла массивной двери, вся группа с шумом двинулась вперед. А у сторожа был такой вид, словно он должен без зонтика выскочить на улицу под проливной дождь…

Группа приближалась. Те, кто стоял ближе всего к двери, согнулись и напружинились, чтобы остальные нечаянно не прижали их к стеклам.

Большинство в толпе составляли женщины. Не очень молодые, озабоченные матери несовершеннолетних бунтарей, юные матери розовощеких малышей и потерявшие всякую надежду старые девы. Совсем молоденьких девушек было всего с десяток. Но когда за спиной сторожа мелькнул белокурый чубчик Жана Луи Шпаги, именно эта «десятка» отчаянно завизжала. Немногочисленные мужчины притворились, будто им эта сцена противна. Впрочем, вопли буквально оглушали стоявших рядом, лишний раз напоминая, что толпа жаждущих увидеть своего идола во всем великолепии удручающе инфантильна, хоть и преобладают в ней увядшие матроны, неугомонные бабушки и группка истеричных девиц. Все они ринулись к Жану Луи Шпаге. А он приветливо размахивал небольшой табличкой, ничем не отличавшейся от тех, которые он из-за дальнозоркости держал чуть ли не в метре от себя, зачитывая вопросы очередному участнику очередного телеконкурса.

Выдержав эффектную паузу, Шпага с показным дружелюбием изрекал:

«Успокойтесь, дорогой друг, мы ведь ведем игру, а не битву. Наша шпага отсекает не головы, а ломти премий. При каждой ошибке я отсеку половину золотых жетонов, что лежат на столе. Согласны?»

Вот и сейчас он, мило улыбаясь, воскликнул:

— Дорогие друзья! Дорогие друзья!

Вопли молодых девушек и перезрелых домашних хозяек заглушали слова Шпаги — видно было лишь, как шевелятся его губы.

Для Жана Луи Шпаги все были «дорогими друзьями» и потенциальными участниками его крайне популярных телеконкурсов. Мир прямо-таки был населен одними только молодыми людьми и девушками, способными ради своего кумира на любые безумства, да еще графоманами. Письма последних и позволяли Шпаге еженедельно проверять степень своей популярности.

«Сегодня пришло всего только восемьдесят семь писем. Почиваете на лаврах, не так ли? Придумайте же что-нибудь, ну опубликуйте в газетах мои новые фото, что ли. У этих кретинов короткая память. Надо почаще бить их по башке». «Этими кретинами» становились для Шпаги все те же «дорогие друзья», но, разумеется, только в конфиденциальных беседах с помощниками.

— Дорогие друзья, — услышала наконец угомонившаяся толпа голос своего любимца. — Ах, если бы я мог хоть немного побыть с вами, — сокрушался с порога Шпага, наделяя каждого заученной улыбкой серых глаз. И не было в толпе человека, который бы не ощутил теплоту взгляда своего кумира. Между тем кумир глазами искал фоторепортера: «Чего он медлит, болван?! Не могу же я тут полдня торчать и выносить этот слюнявый восторг».

— Увы, меня ждет работа. Сын подрос, стал совсем большим. А вы сами знаете, какие они все требовательные, нынешние мальчики. Представляете, ему сегодня исполнилось два с половиной года.

В ответ — восторженные восклицания, нежные слова, растроганные улыбки. И тут фоторепортер нажал на кнопку. «Ну, хоть удачный момент не упустил, недоумок», — подумал Жан Луи.

— Ренцо, проложи мне дорогу, — шепотом приказал он сторожу. Вынул из кармана самописку и стал ждать, когда из спрессованной толпы к нему протянутся блокноты, сложенные вдвое листы, фотокарточки.

Одна блондинка протянула голую, посиневшую от холода руку.

— Распишись на ней, Жан Луи, — умоляющим голосом воззвала она к доброте своего идола. Увы, самописка лишь скользила по коже блондинки. Пришлось стиснуть ей запястье. Она мгновенно прижалась к нему. Шпагу обдал неприятный запах острых духов. Он не сопротивлялся. И вот уже его притиснули к двери, стали судорожно поглаживать, ощупывать.

— Ренцо, действуй!

Этот здоровяк Ренцо не рисковал, раздавая налево и направо тычки и пинки, своей популярностью. Он ринулся на штурм, с силой размахивая руками, отталкивая спины, плечи. Шпага держался как можно ближе к нему. Так они пробились наконец к «феррари», поджидавшей его у самого тротуара с уже распахнутой дверцей.

Шпага понимал, что поклонники будут разочарованы — ведь не он водит эту сверкающую четырехколесную ракету. Но он понимал также, что непременно подвергнется осаде фанатиков, и предпочитал, чтобы кто-то другой рванулся вперед, даже с риском сбить этих ненормальных. Не мог же он, «великий Шпага», сбить тех, кто совал ноги под колеса, лишь бы еще на минуту задержать своего кумира. Да и отдавить им дверцей пальцы тоже, увы, не мог. Только когда «феррари» вырвалась из окружения и пристроилась в ряд машин, мирно кативших по проспекту Семпионе, он мысленно представил себе, как давит, разламывает в порошок эти черные жирные пальцы.

Он, не глядя, бросил папку на заднее сиденье и облегченно откинулся на кожаную спинку кресла рядом с шофером. Вдруг у первого же светофора шофер резко затормозил и начал отчаянно сигналить.

«Проклятая дура! Нашла время и место размахивать платком и, прильнув к стеклу «пежо», таращить свои глазищи. Потом, задыхаясь от волнения, она всю неделю будет рассказывать приятельницам об этой изумительной встрече. А ведь так недолго и в аварию угодить.

Да я же тебе, кретинка, уже помахал на прощание рукой и даже ласково улыбнулся. Уймись же наконец, не то прямо в мою «феррари» врежешься!»

Он повернулся к шоферу.

— Едем на проспект Матеотти, к доктору Казадеи.

Шпага снова откинулся на спинку сиденья и языком нащупал правый нижний резец. Вспухла десна, уж точно вспухла. Он платит этому Казадеи бешеные деньги, а тот так коронку сделал, что десна воспалилась. Уж лучше было бы, как и прежде, поставить коронку у протезиста на улице Кардуччи. А все мода, престижность! У этого Казадеи кабинет в самом центре города и две медицинские сестры-красотки. Обе