Социальными идеями он проникся уже в зрелом возрасте. Огромное влияние на формирование его личности оказали националистические антиколониальные настроения старых кварталов алжирской столицы. 12-летним подростком он и его сверстники стали свидетелями кровавого подавления национального восстания, стихийно вспыхнувшего в мае 1945 года. Репрессии продолжались несколько месяцев и унесли от 10 до 45 тысяч жизней алжирцев-мусульман. Трупов было так много, что их невозможно было захоронить. Это был сущий ужас, оставивший глубокий рубец в душе ребенка! Неспроста школа Сароуи, в которой учился Мохаммед Будиа, стала «кузницей кадров» для национально-освободительного движения Алжира. Она находилась рядом с кварталом Сустара, который в годы Алжирской войны (1954–1962) стал одним из основных оплотов «Фронта национального освобождения». С началом войны школа была преобразована колониальными властями в особую военную тюрьму, за стенами которой творились страшные преступления.

Что бы ни говорили в Елисейском дворце, Алжир всегда был и оставался переселенческой, ресурсной колонией Франции, а коренное мусульманское население — гражданами третьего сорта.

Французское правительство по-прежнему игнорировало самые скромные потребности алжирцев. Социальный взрыв и новое национально-освободительное восстание были лишь вопросом времени.

Мощный единый «Фронт национального освобождения» (ФНО) [104] был образован 23 октября 1954 года путем объединения и слияния незначительных алжирских оппозиционных партий, не способных противостоять колониальному режиму. Спустя неделю, 1 ноября 1954 года, новое объединенное национально-радикальное движение провозгласило начало войны [105] за освобождение Алжира. Ненависть, накопленная многими поколениями алжирцев-мусульман, вырвалась наружу. Небольшой ручеек малочисленных плохо вооруженных моджахедов очень быстро превратился в мощный кровавый поток, сметающий всё на своем пути. Никто не оспаривает легитимность антиколониальной партизанской войны, развернутой ФНО на территории Алжира, но городской террор, направленный против пье-нуар [106] и харки [107], носил характер откровенного геноцида, которому невозможно было найти никакого оправдания или объяснения. Подавляющее большинство пье-нуар были уроженцами Алжира в нескольких поколениях, и, хотя французский язык был для них родным, многие из них никогда даже не бывали в метрополии. Долгое время белое и мусульманское население мирно сосуществовало. Пье-нуар ощущали себя полнокровными алжирцами, единственной родиной для них всегда был и оставался Алжир. Хотя они владели самыми плодородными землями и занимали все административные посты, себя они никогда не считали эксплуататорами-колонизаторами, напротив, в себе они видели двигателей прогресса, строителей нового Алжира.

Стоит отметить, что французский язык был «материнским» не только для пье-нуар, но и некоторых лидеров ФНО Алжира.

Так, будущий первый президент Алжирской Народной Демократической Республики Ахмед Бен Белла выучил арабский язык только в конце 1950-х годов, отбывая тюремное заключение во французской тюрьме.

По сути, любая национально-освободительная война представляет собой народный бунт, сопровождаемый дикой, неконтролируемой эскалацией насилия, но зверства, творимые алжирскими моджахедами, заставили ужаснуться весь цивилизованный мир. С осуждением геноцида «пье-нуар» выступили даже самые непримиримые противники колониальных властей, среди них — Ассоциация алжирских мусульманских мудрецов. Но «Фронт» продолжал придерживаться политики последовательного вытеснения европейцев, используя любые, даже самые недопустимые методы, не оглядываясь на союзные оппозиционные силы, а тем более на мировое общественное мнение.

В свою очередь, французские войска жестоко расправлялись с мирным мусульманским населением. При малейшем подозрении в связях с национально-освободительным движением военные разрушали деревни и осуществляли массовые депортации жителей. Люди, лишенные элементарных условий жизни, вымирали, как скот на выжженной земле. Насилие порождало ответное насилие.

Впервые о зверствах ФНО заговорили в мировых СМИ 21 августа 1955 года, после того как за день до этого боевики полевого командира Юсефа Зигхуда устроили хладнокровно продуманную массовую резню на северо-востоке страны в шахтерском поселке Эль-Халиа, расположенном в пригороде Константины. Весь мир облетели жуткие подробности, записанные со слов выживших свидетелей трагедии. В частности, на страницах русского эмигрантского журнала «Часовой» [108], издаваемого в Брюсселе, приводились следующие факты: «…Группа алжирцев, ворвавшись во французский дом, убивает топором парализованного старика, разрывает на клочки одиннадцатилетнюю девочку и пятимесячного ребенка…»

От этих нескольких жестоких строк у любого нормального человека, как электрический заряд, проходит дрожь по всему телу, закипает кровь и мутится рассудок. В тот страшный день, 20 августа 1955 года, спастись удалось лишь нескольким вооруженным семьям, которые успели забаррикадироваться в своих домах и дождаться помощи. Подоспевшие французские парашютисты насчитали на улицах поселка 92 человека, преданных изуверской казни, среди них десятерых растерзанных детей. Ответные действия колонов [109] отличились не меньшей жестокостью, жертвами которой стали сотни алжирцев-арабов, не имевших отношения к массовой расправе над пье-нуар Эль-Халиа.

Как правило, лидеры национал-экстремистов, не желая бросать тень на все национально-освободительное движение, стремятся переложить всю ответственность на отдельных «неуправляемых» полевых командиров, «вышедших из-под контроля и действовавших исключительно по собственной инициативе». Но лидеры ФНО, среди них Ахмед Бен Белла, Мухаммад Хидр и полковник Хуари Бумедьен, даже не пытались скрыть свою причастность к злодеяниям боевиков. «Фронт» не только заявил о полной поддержке полевого командира Юсефа Зигхуда [110], но и издал 25 сентября 1955 года очередной антифранцузский манифест, угрожая колониальным властям новыми белыми погромами.