Никки Беннетт и думает, что та что-то скрывает. Хочет поговорить со своим дядей – он коп, и послушать его совет, что делать дальше. Достаточно ли этого, чтобы, ну, не знаю… официально ее допросить, или обыскать ее дом, или что они там в таких случаях делают.

Она на миг замялась.

– Понимаешь, все это… вот как будто никак со мной не связано. Нет, я понимаю, но вот такое ощущение. Я ее не знаю. Не знаю ее брата. И вот я сижу тут, в прекрасный вечер, после действительно продуктивного дня, и все это ощущается как что-то совершенно далекое.

– Так не должно быть.

– Знаю, но так есть.

– Ты тут сидишь, и въехать на холм может кто угодно.

– Я не могу сидеть в доме взаперти. Не требуй от меня этого. Мне хватает, что родная мать требует от меня вернуться в Нью-Йорк и запереться в ее квартире. Я этого не сделаю, так что она едет сюда. Есть Тиша и Майя, или Монро, или Джен, заглядывающие практически каждый день. Есть ты.

– Мы тебя любим. Я тебя люблю.

– Райлан…

Он сжал ее руку сильнее.

– Никогда не думал, что смогу снова влюбиться. Но влюбился.

– Ты снял кольцо с руки.

– Снял. Был бы это просто секс, я бы его оставил. Но ты знаешь.

– Тут дело в том… – Она не знала, как высказать то, что чувствовала или что имела в виду. – У меня не было… я сознательно и тщательно избегала любых серьезных отношений. Так что у меня их не было.

– Сейчас есть. И это ты тоже знаешь.

– Я не знаю, получится ли у меня такое.

– Пока что получается отлично.

– Но ведь это же только начало? – напомнила она. – И моих недостатков ты не видишь.

– Вижу.

Теперь она отбросила волосы с лица и вгляделась в Райлана.

– В самом деле?

– Конечно. Ты импульсивна, особенно когда злишься или расстроена. Вот в этом своем видео «на, получи!», которое сделала в пику своему кретину-поэту. Ты жуть до чего целеустремленная. Ты назойлива по типу «Дай я тебе помогу». Как когда заявилась ко мне: «Привет, вот лично для тебя график тренировок, да, еще я железо привезла». И ты упрямо хочешь все контролировать сама. Моя гипотеза – это выработалось, когда твоя мама пыталась тобой руководить, а ты вырывалась из-под опеки, импульсивно, как только могла. Не могу тебе это поставить в вину.

Она спокойно отпила вина:

– Некоторые сказали бы, что это достоинства.

– Некоторые – да. – Он пожал плечами, отбрасывая эту мысль. – Точно так же, как некоторые могли бы мою манию жить по графику считать – ну, манией. Или тенденцию все еще работать после этого обсессивного графика – раздолбайством. Некоторые могли бы счесть мой разговор с покойной женой насчет снятия венчального кольца просто сумасшествием.

Эдриен вздохнула.

– Я, как сторонница обсессивных графиков, не вижу в этом недостатка. И понятия не имею, что ты бываешь небрежным. И ничего нет безумного в том, что ты говоришь с Лорили. И все же… я не знаю, получится ли у меня поддерживать настоящие отношения. Умею ли я это делать и знаю ли я, что для этого нужно.

– Командная работа. Индивидуальная работа обеих сторон, – добавил он. – И приличный объем командной работы.

Какие у него глаза, подумала она, и какое сердце.

– Я знаю, что у меня никогда ни к кому не было таких чувств, как к тебе. Как будто я знаю, что у меня глубокая, неустранимая потребность по-настоящему хорошо делать то, что я делаю, и отказываться видеть в этом недостаток. И я знаю, что у тебя был человек, который умел, по-настоящему умел делать то, о чем мы говорим. Может быть, идеально. И это пугает.

– Да, она это очень хорошо умела. Но сейчас время повторить клише: у каждого свои недостатки. – Он сделал паузу, отпил колы. – Мне трудно тебе такое о ней говорить.

Эдриен, искренне не желая этого слышать, вскинула руки:

– И не надо. Райлан, я же не прошу тебя сравнивать, как-то успокаивать мои сомнения в себе.

– Я думаю, тебе нужно это услышать. Это поможет тебе понять, что есть такие вещи, как бы суровы они ни были, с которыми учишься иметь дело, будучи в отношениях. Учишься терпеть, даже наконец понимать это в том, кого любишь. Лорили…

Он осекся, покачал головой.

– Нет, я это скажу. Надо сказать. За все те годы, что мы были вместе, сколько бы раз мы ни говорили об этом, она все равно… боже ты мой, она путала «Звездные войны» и «Звездный путь».

На миг Эдриен утратила дар речи. Только чувствовала, как к горлу подкатывает… смех. Она его проглотила, еще раз.

– Боже мой, Райлан! Это же… не знаю, как ты мог с этим жить.

– Я ее любил. Она пыталась как-то это компенсировать многими способами, но… она всерьез называла Спока «доктор Спок». Каждый божий раз. Я думаю, это было нарочно, чтобы меня помучить.

– Нет! – Эдриен вскинула руку, отвернулась. – Кажется, я не могу дальше слушать.

– Однажды я принес Брэду игрушечный световой меч, и она сказала, как это мило, что я ему что-то принес из «Звездного пути». Или, скажем, мы группой обсуждаем историю и возможности «Тысячелетнего Сокола», и она вдруг спрашивает, не это ли звездолет капитана Кирка. Не знал, куда глаза девать.

– Не говори ничего больше, ты уже рассказал достаточно.

– Мог бы рассказать еще, но не буду. Моя мысль заключалась в следующем: любовь перевешивает недостатки. Я любил ее. Я люблю тебя. Мне кажется, я счастливчик.

– Не так я себе представляла вечерний разговор на веранде.

– Мне надо будет чаще заглядывать между уроками гитары и пиццей. – Он глянул на часы и тут же встал. – Ой блин-блин-блин, я же домой опаздываю. Видишь: я точно знал, сколько у меня времени, все продумал и все равно опоздаю забрать Брэдли от Монро.

Он наклонился, поцеловал ее, она ткнулась лицом в его руку.

– Если я тебе скажу, что твоя любовь взаимна, ты позволишь себе опоздать еще сильнее?

Он остановился, взял в ладони ее лицо.

– Мне пора, но все равно скажи.

– Твоя любовь взаимна.

Не сводя с нее глаз, он снова ее поцеловал.

– Я это знал, но так приятно услышать еще раз.

– Вот он, твой недостаток: хитрость.

– И все равно я должен ехать. Джаспер! Мы уезжаем. Черт побери, почему я пиццу не заказал, пока мы тут сидели? Джаспер, быстро!

– Тебе какую? – крикнула она вслед бегущему трусцой Райлану. – Я закажу.

– Большую пепперони и итальянский