Павел не собирался надолго задерживаться в Коринфе. Это явствует из его Послания к Фессалоникийцам (2:17–18), которое он писал, находясь в Коринфе. Апостол намеревался как можно скорее отправиться на север, снова в Македонию. Он с нетерпением дожидался прибытия Силы и Тимофея, чтобы вместе с ними вернуться и продолжить в Фессалонике ту работу, которую им пришлось прервать из-за происков иудеев. Возможно, в душе его по-прежнему звучал приказ свыше идти в Македонию, и он горько корил себя за то, то поддался уговорам друзей и бежал в Афины.

Оказавшись в Коринфе, Павел, должно быть, вспоминал родной Иерусалим. Ибо Красные ворота Храма Ирода — те самые, возле которых Петр и Иоанн повстречали хромого человека[39], — которые так часто доводилось видеть самому Павлу, были изготовлены из знаменитой коринфской бронзы. Иосиф Флавий описывал их как «бронзовые ворота, являющиеся воротами Внутреннего Храма, которые выходят на восход солнца» (или на Масличную гору); он же сообщал, что ворота были столь тяжелыми, что требовались усилия двадцати человек, чтобы их закрыть.

Коринфская бронза была сама по себе дорогой, а в подобных количествах представляла собой нечто неслыханное. Красные ворота обошлись Ироду в такую цену, что лучше уж он оббил бы их золотом и серебром. Полагаю, воспоминания о родном городе, притаившемся среди оливковых рощ и виноградников Иудеи, лишь добавляли тяжести на сердце апостола. И, чтобы избавиться от этой грусти, судьба даровала Павлу знакомство с двумя людьми, знакомство, которое впоследствии переросло в плодотворное сотрудничество — одно из самых прекрасных в истории апостольского христианства.

В Коринфе Павел повстречал семейную пару — Акилу и Прискиллу, лишь недавно перебравшихся из Рима. Акила был евреем «родом из Понта». Относительно же Прискиллы доподлинно неизвестно, являлась ли она еврейкой. Ряд ученых, к каковым относится и сэр Уильям Рамсей, полагают, что она принадлежала к знатным римлянкам.

Из Деяний мы узнаем, что супруги вынуждены были покинуть Рим, «потому что Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима»[40]. Римские историки называют причиной такого изгнания мятежное поведение иудеев, «которых подстрекал некий возмутитель по имени Хрестус». Заманчиво думать, что здесь мы сталкиваемся с первым упоминанием христианства в Риме.

И сегодня на плоской равнине Коринфа — под сенью виноградника или же на заднем дворе греческой фермы — стоит маленький беленый сарайчик, в котором Павел, Акила и Прискилла собирались вместе, чтобы заработать на жизнь. По счастливой случайности они оказались коллегами: Акила с женой тоже были обойщиками, то есть, как и Павел, изготавливали войлочные палатки и чинили порванные паруса. Тем временем лето близилось к концу, надвигались осень и зима, когда ремесло обойщика было особенно в цене. Коринф, в котором было два морских порта, с избытком обеспечивал их работой. В Лехеоне и Кенхреях стояло множество судов, мечтавших к началу судоходного сезона привести свои паруса в порядок.

Как известно, шитье — монотонная работа, которая, как никакая другая, располагает к размышлениям и неспешной беседе. О чем же беседовали Павел и Акила в те долгие осенние вечера, пока накладывали стежок за стежком на парусину? Полагаю, разговор у них шел о столице Римской империи. Судьба впервые близко свела Павла с иудеем, который достаточно долго жил в Риме, хорошо изучил его нравы и мог подробно ответить на многочисленные вопросы апостола. Я нисколько не сомневаюсь, что мыслями Павел возвращался к столице империи. Рим всегда был в фокусе христианской церкви, о которой грезил Павел. Однако именно в эту зиму, проведенную в Коринфе, Павел принял окончательное решение посетить Рим. Сколько раз он, наверное, отправлялся в Лехеон и с жадностью рассматривал римские галеры, входившие в порт. Он стоял в толпе праздных зевак, наблюдал, как поднимают сходни, как надуваются ветром паруса и корабли один за другим выходят в плавание.

Акила много рассказывал апостолу о христианской церкви в Риме. В то время управлял ею Петр — согласно традиции, позиции Петра были очень сильны в эпоху правления императора Клавдия. Монсеньор Барнс придерживается иной точки зрения. Он считает, что гонения Клавдия распространились и на святого Петра: якобы апостол вынужден был покинуть Рим вместе с Акилой и Прискиллой и приехать с ними в Коринф. Правда, если и так, это произошло еще до того, как Павел появился в Коринфе. Так или иначе, мы не имеем свидетельств, что оба апостола встречались в Коринфе.

В канун субботы Павел и Акила откладывали в сторону работу и зажигали специальную ритуальную лампу. Наутро Павел отправлялся в синагогу, где проповедовал Евангелие от Христа. Затем суббота оканчивалась, и начиналась новая рабочая неделя.

Удивительно, насколько просто и естественно эпизоды коринфской жизни вплетаются в повествование рассказчика. Мы знаем, что в Филиппах и Галатии Павел «был… в немощи и в страхе и в великом трепете». А потому добросердечные филиппийцы и галаты не могли даже допустить возможности, чтобы апостол — с его слабым зрением — корпел над шитьем, дабы заработать пару-тройку жалких сестерциев. Они щедро делились с апостолом деньгами и пищей, и тот с благодарностью принимал благодеяния. Однако все было иначе в Коринфе и Фессалонике. В этих крупных торговых городах все подчинялось погоне за прибылью, и Павлу — чтобы не умереть с голоду — приходилось трудиться. Зарабатывал он немного, считал каждый трудовой сестерций. Поистине смешно: он находился в богатейшем городе мира (если не брать в расчет Антиохию Сирийскую), но чувствовал себя самым бедным человеком на свете. Павел знал: стоит попросить о помощи или даже принять то, что ему предлагали, и он получил бы поддержку, правда, под недовольное ворчание. Увы, в жизни чаще всего так и происходит: мы редко получаем финансовую помощь от богатых приятелей, и для этого нам приходится спрятать гордость в самый дальний карман. А Павел сполна обладал этим качеством: ему присуща была гордость богача, который внезапно превратился в нищего.

Существовала и еще одна причина щепетильности Павла. Ее изложил Дж. С. Дункан в книге «Пасторская миссия святого Павла в Эфесе»:

Павел не согласился бы взять ничего, что выглядело платой от тех, с кем он работал. Однако во имя распространения Евангелия он был готов принимать поддержку церквей, которые в прошлом основывал. В соответствии с этим принципом мы можем проследить высокую апостольскую идею миссионерского признания: в каждый город он входил как «посланец». И чувствовал, что необходимую поддержку он должен получать от тех, кто его посылал, а не от тех, к кому он шел. Подобная позиция выглядела весьма закономерной в языческом мире. По сути, это была уже знакомая нам фигура философа или религиозного лидера, окруженного собственными учениками. И учитель жил на те деньги, которые платили ему ученики. Если бы не особая щепетильность Павла, он тоже мог бы следовать такому принципу. И действительно, часть проблем, с которыми Павел столкнулся позже в Коринфе, проистекала от тамошней братии, с учетом тех принципов Божьей Церкви, в соответствии с которыми они выбирали, кто для них предпочтительней в роли учителя — святой Павел или Аполлос.