– И что же теперь делать? Нам, живым? – подался вперед президент РФ. – Я понимаю, вы уже умерли, с того света легко судить. Но мы еще живы. Я не хочу умирать! Я не хочу, чтобы умерла моя страна. Понимаете? Я живу в зоне смерти, в центре моей столицы стоит здание с незахороненным мертвецом. В нескольких шагах от моего кабинета!

Я все понимаю, но, говорят, после смерти обретают особые знания. Расскажите же! В конце концов, мне досталась умирающая страна. Я не стремился к власти, я не хотел ее. Меня поставили. И я должен что-то предпринять!

Действующий президент, задохнувшись, сделал паузу, и ее заполнил глухой голос генсека:

– Мужайся. Ситуация, подполковник, еще хуже. Намного хуже. Страны уже нет. Историческая Россия кончилась. Вдумайся: за сто лет страна потеряла 90 миллионов лучших людей. И еще сорок или пятьдесят миллионов не родились. Понимаешь? Еще одна Россия, лучшая Россия, Россия древних родов, Россия героев, Россия тружеников, Россия пассионариев, Россия духовно гордых, здоровых и физически крепких людей – эта Россия ушла в мир иной. Или так и не появилась. Страна–призрак, равная по населению нынешней больной, дебильной, спившейся, истерзанной инфарктами, инсультами, туберкулезом и диабетом России. Еще одной страны нет. Сильной, умной и здоровой. Понимаешь?

В твоих бумагах я читал, что национальное богатство страны оценивается в 600 миллиардов долларов. А я скажу тебе цифры, от которых у меня даже на том свете встали волосы дыбом: за минувший век из России утек триллион долларов. Утекло больше, чем осталось. Полторы России ушло из наших пределов! Ушло богатство, созданное потом и кровью, бессонными ночами, страданиями, творческими озарениями. Богатство, облаченное жизнями русских людей. Ушло в полтора раза больше, чем осталось. Понимаешь ли ты это? Сто лет обескровили страну. Превратили ее в больного, которому уже нет места в жизни. В обреченного в последней стадии болезни, отчет о которой принесли мне впервые за четыре года до смерти.

Россия больна историческим СПИДом. Это диагноз. И это не все. За последние двадцать лет Россия потеряла больше половины территорий, где есть благоприятные условия для жизни человека и его хозяйственной деятельности. Еще одна страна, лучшая страна, перестала существовать для нас. Стала заграницей, независимыми республиками, которые больше не хотят иметь с нами ничего общего. Понимаешь, и по народу, и по богатству, и по территории существует только половина, худшая, больная, бедная половина. Лучшее ушло, утекло, сбежало, истаяло.

Понимаешь, преемник? Это – приговор. Поэтому твоя президентская дача расположена на Успенском шоссе, на дороге умирания. Ты – президент страны-хосписа, и твоя единственная задача – облегчить населению умирающей страны беспросветную тяжелую жизнь, дать ему тихо уйти, дать возможность детям русских раствориться среди других народов. А лучше – уехать на Запад, уехать на Восток и внести вклад в тамошние цивилизации, передать им импульс русской культуры. Понимаешь? Ты должен превратить страну из зловонной больницы в чистый хоспис, где в мир иной уходят спокойно, умиротворенно, с пониманием, что такова судьба, так выбрал Бог. И по-другому быть уже не может. Уйти, передав живущим самое лучшее из накопленного Россией за всю ее историю.

– Юрий Владимирович, и это говорите вы? Человек, который начал новую холодную войну, разместил в Европе крылатые ракеты, сбил южнокорейский «Боинг» и не уступил перед шантажом американцев? Неужели это говорите вы?!!!

Президент хотел еще продолжить, но генсек махнул досадливо рукой:

– Подполковник, не суетись! Мы не партийном собрании. Они давно закончились. Среди своих можно говорить без пиджаков то, что думаем. Понимаешь? Мы ошиблись. Я виноват перед тобой. Мы думали, что конвергенция удастся. Не время сейчас говорить, почему мы решили, что новый мир не сможет поглотить старый. Не время сейчас говорить о большой тайне. Не в этом дело. Дело в другом. Мы дали себя переиграть. Мой план рухнул. И я виноват.

А теперь ты разгребаешь последствия. Теперь ты сталкиваешься с результатом ошибки. Все зашло слишком далеко и надо отдавать себе в этом отчет. Правда иногда намного хуже лжи, иногда она непереносима, но от этого она не перестает быть правдой.

– Юрий Владимирович, в чем же эта очень большая тайна? Расскажите…

– Нет, не время. Я был участником, а потому необъективен. Скоро тебе расскажут сторонние наблюдатели. И ты тогда все поймешь. Пока скажу одно: не верь, что советский мир был обречен, мы сами его проиграли. Моя ошибка, я виновен. Я не могу успокоиться, не могу найти себя, и поэтому гуляю ночами по Успенскому шоссе. Понимаешь, самое страшное – это видеть, как умирают твои дети, твои идеалы. Некоторые идиоты рассказывают глупым обывателям сказки о том, что все до сих идет по особо хитрому плану, который начертал я в тиши кабинета на Лубянской площади. Чушь собачья! От моего плана ничего не осталось. Ты мой преемник, но, увы, не наследник. Я не смог оставить тебе наследства. Точнее, я его оставил, но те, кого я вырастил, это наследие промотали. И ты здесь не при чем.

Мне жаль огорчать тебя, очень жаль. Надежды нет. Смерть идет по стране… И это начало конца мира, потому что Россия всегда и во всем опережала мир. Вот и умрет она первой… Но потом настанет черед и других. Все уйдут… Знаешь, я только самым близким своим соратникам читал стихи. Тебе, подполковник, прочту:

Да, все мы смертны,

Хоть не по нутру мне эта истина,

Страшней которой нету,

Но в час положенный и я, как все, умру,

И память обо мне сотрет седая Лета.

Мы бренны в этом мире под Луной.

Жизнь – только миг, небытие – навеки.

Кружится во Вселенной шар земной,

Живут и исчезают человеки.

Но сущее, рожденное во мгле

Неистребимо на пути к рассвету.

Иные поколенья на Земле

Несут все дальше жизни эстафету.

Да, это мои стихи, подполковник. Понимаешь, только вот рассвет обычно наступает через несколько часов после заката. Летом через шесть, зимой – через одиннадцать. Все хорошо. Но если это полярная зима, рассвет наступает через вечность. И в холодном мраке смерть становится последним и окончательным решением не только для человека, но и для народа…

Покойный замолчал. Голова его склонилась к груди, он как-то сник, словно пригнетенный неимоверной тяжестью. А потом как бы через силу распрямился, впервые за время всей беседы снял очки и посмотрел усталыми, пережившими все глазами на своего нечаянного преемника.

– Вот что я тебе расскажу перед прощанием: надежда есть. И надежды нет. И сил у меня больше нет. Но есть вера. У меня не получилось, но я и ты – это далеко не все в России. В последний мой год в КГБ ко мне пришел один из начальников управлений и принес маленькую пластинку золота. Я спросил у него: это что, какая-то операция против фальшивомонетчиков либо теневиков, навострившихся извлекать золото из отходов военной техники? Он покачал головой и сказал: «Юрий Владимирович, это, конечно, сумасшествие, но у нас в зоне сидит натуральный алхимик. Он получил вот это золото методом трансмутации».