Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Засим: нередко Вы заканчиваете страницы описательного и даже диалогического характера лирическими возгласами. Лирика Ваша — волчий вой или медвежье рычание, однако это хорошая лирика. Я ее не хаю, но — она неуместна там, куда Вы ее суете. Дайте ей исток в нарочито лирическом рассказе, и Вы получите — не сомневаюсь — нечто очень оригинальное. Но — не надобно вливать мед в деготь быта, ныне лишенного лирики. Не верно, окажете Вы? Верно. Та лирика, которую мы иногда слышим, насквозь фальшива. Ни чистой лирики, ни — даже — пафоса, которому, казалось бы, и время и место, еще нет, все еще нет. Посмотрите на Пильняка, — он пытался, но начал писать скучно, болтливо и — безграмотно. Базарно.
Далее: Вы злоупотребляете местными речениями, в этом сказывается неправильно понятое увлечение Ремизова и его школы колдовством слова. Этот недостаток есть и у Никитина, он делает вас непереводимыми на языки Запада Европы. А переводить вас — необходимо по целому ряду причин; одна из них: напряженный — как никогда! — интерес к русской литературе в Европе. Интерес этот — важен, он возвращает Русь на ее место, туда, где она многому научилась и где ей надобно учиться еще и еще. Но она возвращается уже такой, что и у нее можно Европе научиться кое-чему.
Каждый писатель есть звено, которое связует разноязычных и разнородных людей во единое, человеческое, — это — не фантазия.
Вот сейчас я крикнул европейским литераторам клич: расскажите, что вы сделали, как жили за время войны и до сего дня? И отовсюду, с охотой, которой раньше не вызвать бы, мне шлют статьи о жизни Европы, Америки, и все требуют: расскажите, что делается у Вас, в России?
Я затеял здесь журнал литературы и науки — «Беседа» […] мне нужна Ваша «Жаровня арх[ангела] Гавриила». Пожалуйста, пришлите!
Посылать книги мне надобно заказной бандеролью.
Fürstenwalde, Saarow, М. Gorki […]
Пожалуйста, пошлите мне вторично Вашу книгу и все вообще, что у Вас вышло. Очень нужно. Всем мой привет.
Федина — поздравляю. Страшно рад буду видеть Вас! И его, разумеется, — вообще — вас! Никитин тоже собирается сюда? Это — дело! Это очень хорошо! Крепко жму руку. Будьте здоровы.
773
РОМЭНУ РОЛЛАНУ
13 февраля 1923, Сааров.
Ромэну Роллану.
Дорогой друг,
не сомневаюсь: Ваши соотечественники, пережив кошмар текущих дней, с удивлением вспомнят, что «Кола Брюньон» был написан именно в эти мрачные дни, вспомнят и еще раз с гордостью почувствуют свое право восхищаться национальным гением Франции. Ваша книга написана вопреки обычному, а все, что делается вопреки обычному, — прекрасно до поры, пока не станет обычным; думаете ли Вы, что когда-то между прекрасным и обычным будет поставлен знак равенства? Читается ли «Кола Брюньон» юношеством? Я слышу, что молодежь Франции становится все более духовно здоровой, — Ваша книга для людей, здоровых духом.
Очень благодарю Вас за Ваше обещание писать для «Беседы»; журнал, кажется, будет интересным, особенно в его научной части, где, вероятно, мы напечатаем статьи Лео Фробениуса об «Атлантиде» и фольклоре племен Африки, статью Штейнаха о его опытах омолаживания людей и проф. Брюкке о влиянии гормонов внутренней секреции на духовную деятельность человека.
Не дадите ли Вы, кроме обещанных очерков, и Вашу статью о Ганди? Я бы очень просил Вас дать и ее. У нас знают о нем только по газетам, а русским не мешает познакомиться с первоисточником некоторых воззрений, принятых ими в плоть и кровь. Влияние религиозно-философской мысли индусов сказывается не только у Льва Толстого, это влияние знакомо и народу: у нас давно уже существует секта «нетовцев» или — иначе — «не наших», люди этой секты отрицают государство, собственность, семью и всякое насилие над волей. Но это очень кроткие люди, злоба совершенно чужда им, и они никому не навязывают своих воззрений. Связь их мировоззрения с Индией — бесспорна. А в духовных песнях русских хлыстов встречаются санскритские слова: «пурана», «Майя», «дива», «сарасван», «Агни» и т. д., хотя смысл этих слов непонятен хлыстам. Занесены они в Россию, вероятно, сектой кавказских «прыгунов», а эти были в связи с «вертящимися дервишами» и, по некоторым признакам, видимо, с факирами. Но — все это не на тему, извините!
Итак — если возможно для Вас — дайте и статью о Ганди. Буду очень благодарен. Сообщите Ваши условия, я передам их издателю.
Румыну в Мюнхен — пишу.
Будьте здоровы!
13.II.23. Saarow.
774
В. М. АЛЕКСЕЕВУ
22 февраля 1923, Сааров.
Проф. В. М. Алексееву.
Уважаемый Василий Михайлович!
H. Оцуп передал мне Вашу рукопись перевода с китайского.
Если Вы ничего не имеете против, рукопись эта будет напечатана в первой книжке журнала «Беседа»; журнал выйдет в конце марта. Руководители журнала: Ф. А. Браун, Бруно Адлер, географ, В. Ходасевич, поэт, и я. Р. Роллан дает статью о Ганди, индусе, А. Лютер — о немецкой литературе, Ф. Элленс — о бельгийской; во второй книге будет статья Уэллса и Содди. Журнал чисто литературный и научный, политических статей не печатает. Сотрудники — главным образом иностранцы.
Оцуп передал мне также список статей, написанных Вами. Если Вам угодно — все они — а равно и переводы с китайского — могут быть изданы здесь книгой, все вместе. Но предварительно — и это будет выгоднее для Вас — некоторые статьи можно бы напечатать в журнале. Наиболее желательны:
I. Новые деятели нового Китая.
2. Голос старого Китая.
3. Китайская наука.
Все три эти статьи можно бы — мне кажется — поместить сразу, в одной книге.
А в следующей книге можно бы дать Ваши переводы: Новый Китай и литература.
Новая поэзия.
Анекдоты.
Условия вознаграждения, предлагаемые издателем журнала — не менее 75 тысяч марок за лист в 40 т[ысяч] букв. Возможно — более.
Итак: если Вы, В. М., не против этого предложения, присылайте все рукописи, подготовив их для издания сборником в одном томе, составив оглавление, и выделите из них отмеченные мною рукописи для журнала так, чтоб я знал, на какое место книги они должны войти после напечатания в журнале.
Засим желаю Вам всего доброго и жду скорого ответа.
Адрес:
Saarow.
Fürstenwalde.
М. Горькому.
22.II.23.
775
С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ
Июнь, до 20, 1923, Фрейбург.