Единственное, что меня тревожило, это не любовь к тебе – у меня никогда не было сомнений в том, что я люблю тебя. Я хотела избавить тебя от душевных страданий, причиняемых пребыванием со мной. Мне казалось, будто я проклята или что-то в этом роде, и я хотела, чтобы ты… не знаю… чтобы с тобой ничего не случилось, наверное. Как произошло с мамой и Домом.

Все до единого уставились на нас, и каждый выглядит одновременно и потерянным, и увлеченным, и немного тревожащимся за Джо. Сам же Джо выглядит по большей части измотанным.

– Эвер, ты заставила меня пройти через ад.

– Прекрасно понимаю.

– И ты выбрала моего брата вместо меня.

– Нет. Неправда, я не выбирала. Я бы так и не решилась на свадьбу; теперь я это вижу. Да даже не просто вижу, а это понимание пробирает до мозга костей, Джо. Мой выбор всегда был за тобой. Всегда.

– С самого начала ты была взбалмошной, нерешительной и относилась ко мне неоднозначно.

– Притормози! – я поднимаю руки вверх. – А вот здесь ты не прав. Я всегда любила тебя. Просто я не всегда была уверена, что одной любви достаточно, чтобы перешагнуть через наши с тобой препятствия. Теперь-то я уверена. Всецело.

– На все сто процентов? – спрашивает он меня.

– На сто десять, – уверяю я его.

Повисла тишина. Парень с планшетом вскидывает руки вверх.

– Ради всего святого, поцелуй ее уже, а. Нам нужно разгрузить еще три партии до десяти!

В порыве смеха Джо бежит ко мне, а я к нему (да, нарушая все запреты), и мы сливаемся, наши губы находят друг друга. Поцелуй быстро становится соленым. Из-за моих слез. Из-за его. Мы смеемся, стуча зубами друг о друга. За последние сутки я не чистила их, но вряд ли его это волнует. Неуклюжесть и неловкость рядом с ним – это, похоже, и есть наша привычка, и я принимаю ее.

– Прости, – говорю я ему. – Мне правда очень жаль.

– За что простить? – Он не может перестать целовать меня.

– За все и сразу. Я всегда должна была выбирать тебя. Мне никогда не следовало отворачиваться. Даже когда мама погибла.

– Слава богу, я знаю, как именно ты можешь загладить свою вину. – Он поднимает меня за бедра, обхватывает мои ноги вокруг своей талии и несет меня прочь от пристани.

Парень с планшетом кричит Джо вслед, что его смена только началась, но мы-то с ним знаем, что тот уволится еще до конца рабочего дня.

– Ну так как я могу ее загладить? – пробормотала я ему сквозь губы.

– Не бросай меня больше ни-ког-да.

Эпилог

Год спустя

– Да ну, не нервничай! – Я прижимаюсь щекой к спине Джо, обнимая его сзади. Он судорожно вертит в руках упаковку из-под никотиновых жвачек, а затем засовывает две в рот.

– И что это за слово такое, «нервничать»? Где-то я его уже слышал… К сожалению…

Вот самая величайшая ложь, которую он мне когда-либо говорил. Возможно, даже единственная, сказанная им за всю нашу совместную жизнь. Ведь через несколько минут мы оба покинем этот гостиничный номер, спустимся на лифте в The Vine, роскошнейший ресторан в одном из самых престижнейших отелей Нью-Йорка, чтобы отпраздновать выход его книги официальным ужином.

«Навеки»[18] выйдет в свет уже завтра, во вторник, и будет доступна во всех крупных розничных магазинах. У этого романа новое название, великолепная обложка, а спереди и сзади – превосходные отзывы крупнейших газет.

– А, ну конечно же, не слышал. – Я разворачиваю его к себе, чтобы он посмотрел мне в глаза. – Хотя, может быть, я просто выдумываю.

– Вот кто тут нервничает, так это ты. – Он нежно целует меня, удерживая мое лицо в своих больших ладонях. От него исходит вкус никотиновой жвачки. – Черт. Ненавижу не курить.

– А для меня невыносима даже мысль о том, что ты умрешь от рака на моих руках. – Я игриво дергаю его за галстук, покусывая нижнюю губу. – Так что договорились.

В день второй годовщины смерти Дома Джо решил бросить курить в память о борьбе с раком своего старшего брата. Сама годовщина прошла уже три месяца назад, а Джо до сих пор горько переживает все это.

Я беру книгу, лежащую на тумбочке рядом с нами. «Навеки» – это писательская фантастика с нотками таинственности, множеством сюжетных поворотов и самоанализа. Джо даже сменил имя героя на Эвер/Эверетт, но всякий раз, когда я думаю о новом названии книги, я осознаю, что таким образом он сказал мне «да». Мы не раз помогали друг другу творить, ведь рождение чего-то нового казалось таким же непостижимым, как и научиться летать.

Провожу ладонью по твердой обложке. Она выполнена в сине-красных тонах, на заднем плане – пейзажи Нового Орлеана.

– Мне нравится в этой книге все.

– Еще бы не нравилось. – Джо чмокнул меня в щеку, затем взял книгу и засунул ее в ящик. Он все еще стесняется именовать себя автором. – Это, по сути, изощреннейшее любовное письмо к тебе.

– Это история о парне, которому осталось жить всего лишь год, и за это время он успел перетрахать весь мир. – Я нахмурилась.

– Да и бог с ним. – Джо взмахнул рукой. – По крайней мере, если не весь, то оставшийся.

Спускаемся на лифте. Метрдотель встречает нас у входа в ресторан. Помещение отделано в черных и золотых тонах, в нем звучит фоновая музыка и гремит посуда. Пальцы Джо скользят по моему черному платью с глубоким вырезом на спине. Администратор проводит нас к длинному столу, за которым уже нас ждут Джемма, Брэд, папа, Донна, Ренн, Сара, ее муж Рич, Нора (счастливая и замужняя), Кольт (и сам, очевидно, не менее счастливый). И Пиппа, которая привела с собой совсем новенького парня, чье имя я отказываюсь запоминать, пока он не выдержит трехнедельное испытание.

Здесь же литературный агент Джо Бьянка, а также еще один представитель издательства, который пришел с женой и просто гигантской стопкой книг, чтобы Джо их подписал.

Заметив моего бойфренда, они все встают с мест и хлопают. Наш столик собирает любопытные взгляды других посетителей ресторана. Затем я беру руку Джо и поднимаю ее вверх в знак триумфа, потому что это огромная победа, ведь ему удалось опубликовать свою собственную книгу. Он уже подписал контракт на подготовку еще одной книги с тем же издательством.

Газета New York Minute назвала эту книгу «пробуждающей воспоминания и просто невероятнейшей историей». The Flying Pen, еще одна газета, пишет: «Джозеф