выставил всем участникам этой акции тройки и двойки, а сами сеансы после нас больше не проводились.

Затем Ваниткевич переехал во Львов, где начал преподавать в месном университете. К какому-то юбилею он выпустил книгу, которой отразил все свои публикации, а также все публикации о нём. В числе последних была заметка из «Вечернего Львова» – «Про побиття студентами проф. Ваниткевича у Стрийському парку»!

Надо сказать, что и с уходом Ваниткевича славные “научные” традиции кафедры не прервались. Так, недавно Женя Халаим рассказывал, что его вызвала очередная начальница кафедры и предложила подготовить план тематики по изучению влияния землетрясения на поведение животных (Черновцы находятся в III сейсмозоне). Под эту тематику городское руководство готово было выделить деньги хоть сейчас. На наивный вопрос Халаима, каким образом она собирается вызывать землетрясения, завкафедрой сурово заметила, что вы, мол, планируйте, а там будет видно (как в известном анекдоте про Насреддина, пообещавшего шаху за 10 лет научить осла разговаривать – «или шах помрет, или я, или ишак сдохнет»). Затем, немного подумав, объявила – мы будем возить собак на артиллерийский полигон, и стрелять возле них из пушки. Так, что есть еще порох в пороховницах.

На кафедре работал известнейший в Черновцах политический деятель (депутат Всесоюзного съезда народных депутатов!), основатель партии “зеленых” на Буковине, первый посол независимой Украины в Румынии, любимец “свободомыслящих” студентов, внесший значительный «вклад» в украинскую эндокринологию, Леонид Иванович Даниляк. Я очень любил бывать в его кафедральной аудитории (и одновременно кабинете) с невыветривающимся запахом органических растворителей (в первую очередь – спирта) и крепчайшего кофе, который он пил непрерывно, даже во время занятий. Я, желая хоть как-то приобщиться к его «открытию» (эритроциты – депо инсулина крови), привозил из рыбсовхозов живую рыбу, у которой в естествоиспытательских целях отрезался хвост, со среза бралась капелька крови, а затем неиспользованный “остаток” рыбы чистился Женей Халаимом и жарился на кафедральной сковородке. “Зеленая” волна вознесла его на номенклатурные высоты, хотя Женя и утверждал, что Леонид Иванович в своем обычном состоянии совсем не “зеленый”, а зеленеет только после чрезмерного употребления алкоголя.

После проникновения Даниляка в дипломатический корпус, он попытался максимально сблизиться с дружественной нам румынской нацией – нашел в роду романские корни, переименовал себя из Леонида в Леонтия и даже попытался придать фамилии более “румынское” звучание – то ли Даниляну, то ли Данилеску… После преждевременной отставки он вернулся в родной университет и с энтузиазмом включился в склоку, имевшую место в то время на факультете, причем, на стороне оппозиции к ректору. Это был крупный просчет, недопустимый для политика и дипломата его масштаба, и вскоре Леонид Иванович (на Родине он восстановил славянское начало в своем имени) оказался за бортом кресла завкафедрой, да и вообще университета.

Кафедрой зоологии заведовал профессор Иван Данилович Шнаревич – краснобай и демагог. Его лекции по зоологии позвоночных все слушали, раскрыв рот и затаив дыхание, как сказку. Думаю – он был самым талантливым лектором в университете. Зоологию я учил тогда так, как ни один предмет ни до, ни после того. Зоологам раздали учебники Кашкарова – огромный фолиант (более 1000 хрупких, пожелтевших от старости страниц), изданный в 1937 году, с подробнейшим описанием и детальнейшими рисунками позвоночных. Но и этого нам с Валеком Крысаченко было мало. Мы основательно проштудировали “Сравнительную анатомию” Шмальгаузена, изучали труды Северцева, Берга… Короче, зоологию я знал лучше, чем большинство преподавателей кафедры, да, наверное, и сам Шнаревич. А когда в 1973 году я имел в Мурманске собеседование с завотделом ПИНРО Федоровым, глубины моих познаний вызвали у него легкий шок (при том, что Институт комплектовался в основном выпускниками МГУ и ЛГУ). Мне сразу же было предложено после окончания университета перебираться в Мурманск (зарплата молодого специалиста – 350 р. против наших 90, а во время плавания – 700 плюс суточные в валюте).

Мне однажды рассказывали, как Шнаревич “читал” диссертацию своего аспиранта. Аспирант, уже немолодой человек и с “положением”, решил для солидности еще защитить диссертацию. Но все его попытки получить аудиенцию у руководителя по поводу ознакомления последнего с написанным трудом заканчивались неудачей. То слишком напряженный график занятий у профессора, то важное заседание в обкоме (Иван Данилович вел большой объем партийно-общественной работы и даже висел на областной Доске Почета), то научная конференция в Кишиневе… Тогда умные люди ему посоветовали – ты пригласи, мол, Шнаревича на природу, угости, и все будет хорошо. И вот аспирант (крупный чин в рыбинспекции) пригласил профессора к себе на дачу на Касперовское водохранилище, славившееся своими рыбными запасами. По приезду, как водится, хорошо выпили. На следующий день – утренний клев – ну это святое! После – обильный завтрак с последующим легким отдыхом (подъем был ранний). В обед роскошная уха из свежепойманной рыбы. Ну, под уху выпить – сам бог велел (или, перефразируя Суворова – заложи штаны, а под уху выпей!). А после хорошего обеда, как-то не до диссертации. После отдыха – вечерний клев. На следующий день картина повторилась. На третий – аспирант взял работу с собой, чтобы профессор мог ознакомиться с ней на рыбалке. Но природа как-то не располагала к умственной деятельности. Наконец, уже сам Шнаревич предложил аспиранту почитать ему диссертацию вслух – а он, мол, будет по ходу вносить исправления. Подняв голову от страницы через 10 минут, аспирант увидел, что профессор безмятежно спит… Короче, за всю неделю пребывания в заповеднике Шнаревичу так и не удалось подержать в руках научный труд своего ученика. Уезжая, он попросил аспиранта обязательно (!!!) занести ему работу в следующий понедельник…

Кстати, научные «традиции» кафедры мало чем отличались от соседей. Так, один известный вченый, и, в будущем, большой университетский начальник, готовил свою диссертацию, облучая рыбок в аквариуме ультрафиолетом. И вот, когда бесценные результаты были, наконец, собраны и обобщены, кто-то обратил внимание, что облучение проводили через толстое стекло, ультрафиолет, как известно, не пропускающее. Ну, на уверенность автора в добытых данных и качестве своей работы это совершенно не повлияло, диссертация была успешно защищена, а сам факт вошел в историю кафедры и биофака.

Лирический эпизод:

Поездка в Мурманск

(студенческие каникулы)

На своем курсе, помимо Коли Величко, я достаточно быстро подружился с Лешей Раевским. Леша был импозантным молодым человеком, прекрасно одевавшимся, в очках в дорогой импортной оправе, с модным "дипломатом". Папа – большой чин в черновицкой милиции, мама – завкафедрой английской филологии. На торжественной церемонии, посвященной началу нового (первого для нас) учебного года он возлагал