Обадайя немного заблудился в собственном владении, он крутился на месте, стремясь показать как можно больше, поделиться частичкой себя. Улва же, безразлично глядевшая на всё это, заметила в углу одиноко стоявшую вещь. Мушкет. Так называлось это стрелявшее огнём копьё. На севере мира их почти не было, вечный холод зимой и сырость летом портили чёрный порошок, без которого они были бесполезны. Этот мушкет выглядел очень старым, рассохшийся, покрытый щербинами и трещинами, с дулом, из которого торчал ржавый вставной кинжал.

— Это твоё?

Оби посмотрел на оружие и удивился, словно не ожидал увидеть его там.

— Это… воспоминание. — Его лицо изменилось, потеряло цвет и выражение. — Знаешь… пойдём, я покажу тебе библиотеку!

Спустившись на первый этаж, отрок с волнением повёл гостью в самую лучшую, как он искренне верил, комнату. Просторная, с удобной мебелью, собственным камином и шкафами, содержавшими величайшую драгоценность, — книги. На полу мягко светился магический круг со множеством неведомых знаков, на высокой конторке лежал раскрытый фолиант. Улва, которая умела, но не любила читать на вестерринге, лениво осматривалась и не слушала, что рассказывал Обадайя.

— А это что? — Она указала на резную табличку, висевшую над камином. Незнакомые символы там блестели золотом.

— Это наш девиз! Учитель сам его придумал: «Ценнее злата и побед — лишь знаний путеводный свет»!

Орийка изогнула бровь, хмыкнула.

— Звучит складно, хотя и ерунда. Ничто не ценнее злата и побед. Ничто.

— Зависит от приоритетов, — осторожно возразил ученик мага.

— От чего?!

— Знаешь, надо бы нам отправиться на кухню! Мне нужно завершить свою часть готовки. Идём!

Кухня оказалась большой, как и все комнаты в этом доме. Там были светлые застеклённые окна, много утвари, очаг для готовки. Под потолком висели сушёные гроздья чего-то, травы, связки лука и чеснока; в прозрачных банках лежали драгоценные приправы. Из одного шкафа пахнуло снегом, морозный пар разливался по плиточному полу, пока Оби выкладывал на стол еду. Отрок ловко нарезал растительную пищу, распространяя по кухне ароматы свежести.

— Вас здесь только двое?

— Из людей — да. Только мы с учителем.

— А не из людей?

— У нас есть торгасты, — летающие лошади. И домашних духов предостаточно тоже. Обычно они и стряпают, и убирают, и ванну могут набрать-подогреть.

— А где эти духи?

— Сейчас? Вокруг нас. Ты просто не видишь, потому что не волшебница. Готово!

Под виноградным навесом стоял большой стол с лавками, куда Обадайя ставил свои блюда, а возле второго костра на большой сковороде шумно скворчали котлеты. Мальчишка вскарабкался наверх и спустил для гостьи несколько гроздей. Виноград был ужасно сладким.

— Ну вот, как раз управились.

Блюдо с горкой котлет заняло место в центре, рядом встала чаша с подливкой. Распространялся удивительно манящий запах и первую, очень крупную котлету положили на тарелку Улвы, сдобрив затем подливкой. С хрустом надкусив обжигающе горячее угощение, девушки готова была выплюнуть кусок обратно, однако неистовый дикий вкус ударил её в самое сердце. Преодолевая боль на языке, чувствуя горячий жир, стекавший по подбородку, она жадно поедала медвежью котлету и преисполнялась силой.

— Приятного аппетита.

Майрон приступил к трапезе с жадностью, руками, чуждый манерам, ел как в последний раз, получая огромное наслаждение, чавкая и рыча. Видя такое, Улва совсем спустила с цепи свои привычки и Обадайя оказался за столом с двумя ненасытными чудовищами, которые очень пугали. Сам он жевал овощи и старался уклоняться от ошмётков. Отрок не на шутку перепугался, когда орийка вдруг подавилась и стала бить себя в грудь. Ей под руку попался кувшин с малиновым морсом и лишь когда тот был почти опустошён, девушка смогла перевести дух.

Просидев немного с сосредоточенным видом, она рыгнула, да так, что мужчины замерли. Майрон Синда стал хохотать, сотрясая стол кулаком. Его ученик залился краской.

— Ты мне по душе, Улва с Оры, клянусь! — сказал седовласый. — Как тебе медвежатина, не слишком ли пахуча?

— Можно перетерпеть, если не принюхиваться, — ответила девушка с усмешкой. — А почему он не ест?

Майрон утёр жирные губы, сделал глоток из фляжки.

— Для Оби любое мясо — это падаль. Никакие приправы не помогают, таков уж он у меня есть.

— Как можно не есть мяса? Ты болеешь, доходимец?

Пожимание плечами.

— А вот если бы ел мясо, не был бы таким доходимцем.

Майрон расхохотался опять.

— Видишь, не только я так думаю о твоём здоровье! Мясо надо есть, Оби!

Отрок вздохнул.

— Я сыт, можно начинать, учитель?

— Можно. Что ты подготовил?

— Учитывая корни нашей гостьи, я взял из библиотеки «Волки и Дракон. История Гроганской экспансии на север».

— Что это такое? — не поняла девушка, берясь за новую котлету.

— По вечерам мы музицируем, либо читаем лекции. Сегодня вечер истории и читать будет Оби. Он выбрал трактат о твоей родине, Улва с Оры.

— У вас что, развлечений нет?

— Это и есть наши развлечения. Для ума. А ты как развлекаешься?

Гостья задумалась, просияла.

— Хильмассйаль!

— Прекрасно! — воскликнул Майрон, резко поднимаясь.

— Учитель, вы куда? А как же лекция?

— К ахогу лекцию! У на сегодня будет хильмассйаль! Принеси виолу из библиотеки! Живее ученик, живее!

Тревога коснулась сердца юного волшебника, — он понял, что учитель сделал из своей фляжки слишком большой глоток. Не смея ослушаться, Оби принёс под навес музыкальный инструмент со смычком; учитель же возвращался, неся в каждой руке по два топора. Иногда, чтобы не терять связи с огнём и железом, он ковал в своей кузнице для душевного удовольствия, так что ножей, пил и топоров там было в достатке. Два Майрон вручил Обадайе, другие два передал гостье.

— Свет, ученик! Мне нужен свет!

По слову Оби над двором появилось множество светящихся мотыльков, разогнавших сумерки.

— Встаньте друг против друга… на расстоянии пятнадцати шагов!

— Учитель, я не понимаю…

Седовласый уселся на скамью, дёрнул струны, подкрутил колки.

— Хильмассйаль, — народная северная забава! Моряки, правда, развлекаются им на палубе корабля, но качки не будет, придётся играть на твёрдой земле! Просто повторяй за ней!

Взяв ритм притопыванием, Майрон Синда коснулся смычком струн и заиграл быструю, лихую мелодию, запел. Голос его звучал хрипловато, но красиво, владыка Ладосара хорошо знал слова. Стоило Улве заслышать музыку, её ноги сами пустились в пляс, топоры принялись описывать чудные узоры, северная дева заулыбалась. Растерянный отрок вынужден был повторять за ней, а поскольку учился он быстро, через минуту движения танцоров стали совершенно одинаковыми.