– Рупа? – удивился Элиль. – Тебе еще не вышибли второй глаз?

Все вокруг дико захохотали. Посланник проявил хладнокровную выдержку и не посмотрел в его сторону, но даже в сумерках заметно было, как лицо парламентера напряглось от злости. Рупа поклонился Рамзесу и тихо сказал:

– Повелитель Та-Кемет, сын Амуна, живи вечно, вековечно.

Рамзес сидел, гордо выпрямив спину. Руки его покоились на коленях, а взгляд устремлен вдаль. Казалось, он не обратил никакого внимания на переговорщика. За повелителя вступил в разговор Мерикар:

– Зачем пришел? – надменно спросил чати. – Муватилли хочет назначить завтра сражение? Мы готовы. С рассветом переходите брод, мы вас не тронем, пока вы в воде. Но потом – держитесь. Или, если хотите, мы перейдем на ту сторону.

– Мой повелитель, божественный Муватилли, властитель Великой Хатти желает говорить о мире.

Военачальники недовольно закричали:

– Никакого мира! Бейтесь до конца!

– Я пришел говорить о мире! – твердо повторил Рупа. – Слова, что я произношу – слова правителя Великой Хатти, и обращены они к правителю Та-Кемет.

Военачальники стихли. Рамзес продолжал сидеть молча, как каменное изваяние и глядел куда-то вдаль, где над чернеющим лесом всплывала желтая луна.

– С чего бы это вдруг? – усмехнулся Мерикар. – Мы желаем драться.

– Драться! – тут же снова заорали военачальники.

Рамзес успокоил их жестом и очень тихо произнес, все так же глядя на луну:

– Муватилли называл в письмах меня братом. Зачем же брат собирался идти войной в мои земли?

– Он сожалеет о содеянном. Но ты сам пришел к Кадешу.

– И что с того? Разве Кадеш принадлежит моему брату Муватилли? Правитель Кадеша клялся в верности моему отцу, божественному Сети. Клятву он не сдержал. Зачем мой брат вступился за предателей?

Рупа не знал, что ответить.

– Хорошо! – Наконец Рамзес удостоил его взглядом. – Если мой брат Муватилли желает говорить о мире, – я согласен. Но с условием. Хочу переговоры провести в городе. В моем городе. Пусть Кадеш откроет ворота и примет нас. Я сказал все!

Парламентер уплыл обратно.

Мерикар, положил ладонь на рукоять кинжала и незаметно взглядом указал Рамзесу на командующего чезетом наемников.

– Если вы намеренны покинуть мое войско, я вас не буду удерживать, – обратился Рамзес к чернобородому аккадцу.

– О, повелитель! – аккадец рухнул на колени. – Прости за дерзкий язык мой. Мы преданы тебе всей душой!

– Что ж. Передай воинам: я вскоре расплачусь с ними.

***

Ворота Кадеша распахнулись на рассвете, медленно, нехотя. Через ров упал перекидной мост. Мерикар с отрядом копьеносцев тут же встал на стаже у входа в крепость. Рамзес появился на колеснице, обнаженный по пояс, в одной набедренной повязке. Одежду изорвали вражеские копья, доспехи помяли. Тем и лучше, – зато на теле ни одной царапины. Пусть враги видят, что Сын Амуна неуязвим. Золотое широкое ожерелье сияло на плечах. Глаза аккуратно подведены. В золотом шлеме, покрытом голубой эмалью, отражалось небо. Правитель выглядел свежо, будто и не учувствовал в сражении. Следом за колесницей бежала сотня телохранителей. Рамзес въехал через ворота, гордо держа голову. Телохранители миновали мост. За ними вкатили несколько колесниц с писцами и военачальниками.

В лагере царила непривычная тишина. Все напряженно ждали, чем окончатся переговоры. Чтобы занять себя, точили оружие, чинили доспехи, готовили еду. Но все делали молча, без лишнего шума, часто поглядывая на открытые ворота города.

– Элиль! – позвал Мерикар. Он подлетел на колеснице. Где-то раздобыл чистый плащ и белый головной платок. – Не желаешь со мной съездить в Кадеш?

– Конечно, – согласился Элиль. – Только у меня вид помятый.

Он показал на разодранную шенти и вспоротый копьем кожаный нагрудник.

– Ерунда, – махнул рукой Мерикар.

Колесница прогрохотала по деревянному перекидному мостику и очутилась внутри крепости. Жители с опаской поглядывали на воинов из-за заборов. Калитки наглухо закрыты. На улицах следы подготовки к осаде: дрова для костров, над ними огромные медные чаны, груды камней возле метательных орудий, в переулках завалы из всякого хлама.

Массивный каменный дворец правителя Кадеша напоминал огромный валун, скатившийся с горы. У низкого входа, обрамленного толстыми колоннами, толпились сановники и военачальники. Они разбились на две кучки. Одна состояла из хеттов и их союзников, другая – из военачальников Рамзеса. И здесь царила тишина. Говорили вполголоса. Изредка в сторону противников кидали испепеляющие взгляды.

Рамзес и Муватилли вели переговоры внутри дворца с глазу на глаз. Бдительные стражи из маджаев и хурритов никого внутрь не пускали. Даже правителя Кадаша попросили удалиться, чем вызвали его крайнее недовольство. Но он подчинился. Только иногда писцы с напряженными лицами вдруг проносились по коридорам, неся бережно глиняные таблички или свитки папируса.

Элиль и Мерикар сошли с колесницы. Мерикар взбежал по ступеням, ведшим к дверям дворца. Здесь стояла молчаливая кучка высших военачальников. Элиль последовал за ним и тут же нос к носу столкнулся с Рупой.

– Как себя чувствуешь, одноглазый шакал? – вскипел Элиль, но говорил тихо, стараясь казаться вежливым.

– Неплохо, – беззлобно ответил Рупа, – а как твое здоровье, щенок.

– Полная чаша. Так и хочется кому-нибудь по морде заехать, – весело ухмыльнулся Элиль, вспомнив, как в Библе с одного удара уложил Рупу. И Рупа это понял.

– Это не благородно. Махать кулаками – удел простолюдин, – покосился на противника Рупа единственным глазом. – Меч об меч – вот поединок достойный мужчин.

– Так чего мы ждем?

– Ну, если ты желаешь поскорее умереть…

– Я это слышал уже не один раз. Надоело, – усмехнулся Элиль.

– Ступай за мной, – зло прошипел Рупа и решительно зашагал к одной из крепостных башен.

Элиль последовал за ним. По узкой витой лесенке они поднялись на стрелковую площадку.

– Здесь нам никто не помешает, – уверенно произнес Рупа, окидывая взглядом место будущего поединка: пять на пять шагов.

– Тогда приступим, – согласился Элиль, обнажая серповидный бронзовый меч. Рупа вынул из ножен свой прямой.

– За что ты так ненавидишь меня, щенок? – спросил он, делая резкий выпад.

Элиль отбил удар и рубанул в ответ.

– За подлое нападение на Алалах.

Рупа с трудом парировал.

– Но твой дядька Нахит так захотел. Я-то тут причем? Он сам открыл ворота города.

– Не останавливайся, – потребовал Элиль и вновь рубанул. – Кто убил моего отца?

Рупа ушел в сторону, сам ударил.

– Нахит и убил. Накинулся на него еще с тремя воинами. Я не учувствовал в этой подлости.

Они замерли друг против друга, слегка согнув спины, расставив удобно ноги и пристально глядя друг другу в глаза.

– Как к тебе попал мой кинжал? – спросил Элиль.

– Нахит зарезал твоего отца, затем кинулся во дворец, чтобы расколоть голову единственному наследнику, тебе. Но через мгновение выкатился обратно с порезанным плечом и проткнутым бедром.