– О, у меня в запасе куча времени! – воскликнула я с улыбкой, впервые осознав, что теперь действительно мне принадлежит все мое время.

– Ты должна знать, откуда ты пришла, чтобы понимать, куда тебе идти дальше, Эризо. Что ж, если у тебя есть силы слушать, то тогда я начинаю. – Ангелина взяла мою руку и пощупала пульс. Потом с удовлетворением кивнула. – Гораздо лучше.

– Все хорошо, – откликнулась я, действительно чувствуя себя гораздо лучше. Сердце мое перестало трепетать, и на меня вдруг снизошло какое-то странное спокойствие, я бы даже сказала, умиротворение.

– Значит, ты знаешь, что Лусия жила с отцом и танцевала в Барселоне после того, как ее мать вернулась домой в Сакромонте?

– Да.

– Лусия провела вдали от Сакромонте более десяти лет, совершенствуя свое мастерство. Она выступала во многих городах, но они с Хозе всегда снова возвращались в Барселону. Тогда я, пожалуй, начну с того самого момента, когда Лусии исполнился двадцать один год. Это было… Дай-ка подумать… Да, это было в 1933 году…

Барселона, Испания

Август 1933 года

Веер фламенко

(abanico)

Использовался во время исполнения фламенко и в качестве приспособления для тайного языка во время флирта

– Нам пора, Лусия. Тебе скоро выступать.

– Я устала, папа. Может, пусть кто-нибудь заменит меня сегодня вечером?

Хозе глянул на дочь. Она лежала на старом матрасе в своей крохотной комнатке и курила.

– Мы все устали, chiquita, но деньги же надо зарабатывать.

– Это ты мне твердишь изо дня в день всю мою жизнь. Но может, сегодня как раз выпал такой день, когда я не буду работать. – Лусия стряхнула пепел с сигареты, и он упал на пол. – Что мне дала вся эта работа, папа? Я выступала в Кадисе, в Севилье, проехалась по всем провинциям. Я даже танцевала на концертах самой великой Ракель Миллер в Париже, но мы по-прежнему продолжаем ютиться в этих трущобах!

– Но сейчас у нас уже имеется своя кухня, – тут же напомнил ей Хозе.

– А зачем она нам? Ведь мы же все равно никогда не готовим. – Лусия поднялась с матраса, подошла к открытому окну и вышвырнула окурок на улицу.

– А я думал, ты, Лусия, живешь только ради того, чтобы танцевать.

– Так оно и есть, папа. Но ведь эти владельцы баров, они выжимают из меня все соки, будто я какой-то портовый грузчик. Случаются дни, когда я даю по три представления за один вечер, и все ради того, чтобы набить их карманы денежками! К тому же с каждым вечером зрителей становится все меньше и меньше. Я уже всем надоела. Мне ведь двадцать один год. Я больше не ребенок, а взрослая женщина с телом подростка. – Лусия выразительно прошлась руками по телу в подтверждение своих слов. Тонюсенькая талия, плоская грудь, стройные ножки, а рост, как у ребенка, не более четырех футов.

– Ты не права, Лусия. Твои зрители тебя обожают.

– Папа, мужчинам, которые приходят по вечерам в кафе, подавай пышную грудь и крутые бедра. А меня вполне можно принять за мальчишку.

– И в этом тоже состоит часть твоего очарования, которая делает тебя не похожей ни на кого другого! Тем, кто приходит посмотреть, как ты танцуешь, не интересно, какая у тебя грудь. Им важно увидеть, как ты работаешь ногами и сколько страсти вкладываешь в свой танец. Так что перестань заниматься самоедством. Вставай, одевайся и пошли в бар. Я хочу познакомить тебя сегодня с одним человеком.

– Что за человек? Еще один импресарио, который станет клясться, что сделает меня знаменитой?

– Нет, Лусия. Известный певец, который недавно выпустил собственный альбом. Увидимся в баре.

Хозе с громким стуком закрыл за собой дверь, а Лусия раздраженно стукнула кулачком по стене. Потом повернулась к открытому окну и уставилась на заполненные народом улицы внизу. Она провела в этом городе уже целых одиннадцать лет и все эти годы выворачивала свою душу наизнанку, когда танцевала…

– Семьи нет, личной жизни тоже нет…

Она глянула вниз и увидела молодую пару, слившуюся в страстном поцелуе прямо под ее окном.

– И парня у меня тоже нет, – добавила Лусия, закуривая очередную сигарету. – Отцу бы это пришлось не по вкусу, верно ведь? – Она глянула на свои ножки, такие крохотные, что и сегодня она могла ходить в детских башмачках. – Вы – мои приятели и ухажеры.

Потом она сбросила с себя ночную сорочку и взяла свое платье фламенко, выдержанное в красно-белых тонах. На нем отчетливо проступили разводы от пота, который всегда лился с нее ручьями во время танца. На гофрированных белых рукавах виднелись желтые пятна, шлейф тоже весь в грязи, а кое-где еще и порван. Однако денег у них хватает лишь на то, чтобы отдавать платье в стирку только раз в неделю – по понедельникам, а сегодня еще только суббота. Лусия ненавидела выходные дни – к концу недели от нее воняло и несло смрадом, как от дешевой портовой проститутки.

– Как плохо, что нет рядом мамы, – вздохнула она, встав перед треснувшим зеркалом, чтобы собрать в охапку и свернуть кольцом тяжелую гриву своих длинных волос, черных как вороново крыло. И вспомнила, как когда-то мама сидела вот на этом же самом матрасе подле нее и бережно расчесывала ей волосы гребешком.

– Я так скучаю по тебе, мамочка, – пробормотала Лусия, подводя глаза углем, потом добавила немного румян на щеки и губы. – Наверное, я все же скажу папе, что нам надо вернуться в Гранаду, потому что мне нужен отдых. Впрочем, он, как всегда, найдет отговорку. Скажет, что у нас нет денег на такую дальнюю дорогу.

Какое-то время она внимательно разглядывала свое отражение в зеркале, потом подхватила шлейф и встала в позу.

– А сейчас я похожа на одну из тех кукол, что продаются в сувенирных лавках! Может быть, какой-нибудь богатенький payo удочерит меня, возьмет к себе в качестве своей игрушки!

Она вышла из дома и пошла вниз по узенькой улочке в сторону оживленной городской улицы Баррио-Чино. Ее узнавали продавцы местных лавочек, бармены, посетители. Они махали ей рукой в знак приветствия.

«Что совсем даже не удивительно, ведь я, должно быть, перетанцевала во всех барах на этой улице», – подумала Лусия.

Однако всеобщее внимание, как и вскинутые вверх бокалы в руках посетителей, приветствующих ее возгласами «Ла Кандела! Королева!», немного подняли ей настроение. Она знала, здесь любой с готовностью предложит ей пропустить стаканчик или присесть за столик рядом с собой.

– Hola, chiquita, – услышала она у себя за спиной. Повернулась и увидела Чилли, который пробирался к ней через толпу. Он уже был в черных брюках и нарядной жилетке, готовый к выступлению. Белоснежная рубашка, расшитая рюшами, была расстегнута на груди, чтобы хоть как-то охладить тело в этом августовском пекле.