В холодном разряженном воздухе видно далеко, и все подходящие к горам баржи были как на ладони. В ясную погоду можно было разглядеть следующую среду.

Капитан одной из барж ждал, когда откроется верхний шлюз. Он выплеснул осадок из чайника за борт и вдруг увидел маленького песика, сидевшего на покрытом снегом берегу. Песик встал на задние лапки и посмотрел на него так жалобно-жалобно.

Капитан уже собирался было вернуться в каюту, но вдруг подумал: «Какой милый песик».

Мысль эта была настолько отчетливой, что на мгновение капитану показалось, будто он ее услышал. Капитан оглянулся по сторонам – рядом никого не было, а собаки, как всем известно, разговаривать не умеют.

Тогда он услышал следующую свою мысль: «Этот маленький песик может очень пригодиться. Типа защищать всякие ценные грузы от нашествия крыс».

И снова капитан решил, что это его мысль, потому что рядом никого не было, а собаки – и об этом все знают – разговаривать не умеют.

– Но крысы ведь не едят уголь? – спросил он вслух самого себя.

И тут же ему в голову пришла следующая мысль, ясная как день: «А ты это точно знаешь? А вдруг едят? Кроме того, это такой милый песик, он столько дней пробирался по глубокому снегу. Да только, похоже, всем пофигу».

Хозяин баржи наконец сдался. Нельзя же так долго спорить с самим собой.

Через десять минут баржа начала долгий спуск на равнину, а на носу ее, наслаждаясь свежим ветерком, сидел маленький песик.

«Как ни крути, – подумал Гаспод, – а будущее такая штука, смотреть в которую очень даже приятно».

Шнобби Шноббс прятался в построенном у здания Городской Стражи шалаше и с мрачным видом грел руки, когда над ним нависла чья-то тень.

– Ты чем тут занимаешься, а, Шнобби? – спросил Моркоу.

– Ха? Капитан?

– Никого у ворот, никого в патруле. И, похоже, никто не получал мое сообщение… Что тут происходит?

Шнобби облизал губы.

– Ну-у, – произнес он. – В данный момент… Ну… В данный момент Стражи нет. Как таковой. – Он вздрогнул, увидев за спиной Моркоу Ангву. – А господин Ваймс вообще с вами?

– Что происходит, Шнобби?

– Ну, вы понимаете… Фред типа… А потом он в некотором роде… А затем он вдруг решил… Ну а мы… А он перестал выходить… А мы… А он заколотил дверь… И пришла госпожа Колон, принялась кричать на него через почтовый ящик… А почти все ребята разбежались и нашли другую работу… И остались только я, Дорфл, Редж и Горшок, и вот мы приходим сюда по очереди, пихаем пищу для него в щель почтового ящика… И… Вот, собственно, и все…

– Не мог бы ты повторить еще раз, но заполнить промежутки? – попросил Моркоу.

На это потребовалось гораздо больше времени. Во второй версии тоже присутствовали дыры, но Моркоу довольно быстро их залатал.

– Вот теперь я понимаю, – сказал он наконец.

– Господин Ваймс сойдет с ума от ярости, да? – с несчастным видом спросил Шнобби.

– Ну, о господине Ваймсе я не стала бы так волноваться, – пожала плечами Ангва. – По крайней мере сейчас.

Моркоу смотрел на входную дверь. Она была толстой и дубовой. Окна были закрыты решетками.

– Шнобби, ступай и позови констебля Дорфла.

Через десять минут в стене появился новый дверной проем. Моркоу перешагнул через обломки камней и стал подниматься по лестнице.

Фред Колон, сгорбившись, сидел на стуле и в упор смотрел на одинокий кусочек сахара на столе.

– Осторожно, – прошептала Ангва. – Он может находиться в очень неустойчивом психическом состоянии.

– Вполне может, – согласился Моркоу. Он наклонился и прошептал на ухо Колону: – Фред?

– М-м? – пробормотал Колон.

– Встать, сержант! Тебе больно? Тебе должно быть больно, потому что я стою на твоей бороде! Пять минут на то, чтобы помыться, побриться и вернуться сюда с сияющей рожей! Встать, я сказал! Марш в умывальню! Кругом! Бегом марш! Раз, два, раз, два!

Ангве показалось, что ни одна из частей тела Фреда Колона, за исключением, возможно, ушей, не была занята в том, что произошло дальше. Фред Колон встал по стойке «смирно», щелкнув каблуками, исполнил поворот кругом и выбежал в коридор.

Моркоу резко повернулся к Шнобби.

– Это и тебя касается, капрал!

Шнобби, дрожа от страха, отдал честь обеими руками сразу и бросился догонять Колона.

Моркоу подошел к камину и поковырял кочергой золу.

– О боги… – покачал головой он.

– Все сгорело? – спросила Ангва.

– Боюсь, что да.

– С некоторыми кипами я уже успела подружиться.

– Ладно, когда начнет вонять, тогда и узнаем: было там что-то действительно важное или нет, – сказал Моркоу.

В дверях опять возникли Шнобби и Колон, запыхавшиеся и розовощекие. Лицо Колона в тех местах, которые он брил особо энергично, было залеплено кусочками бумаги, но он тем не менее выглядел гораздо лучше. Он снова был сержантом. Кто-то отдавал ему приказы. Его мозг работал. Перевернутый мир снова встал с головы на ноги.

– Фред? – окликнул Моркоу.

– Слушаю, сэр?

– У тебя птичий помет на плече.

– Я сейчас уберу, сэр! – воскликнул Шнобби, прыгнув к своему другу. Он вытащил носовой платок из кармана, плюнул на него и торопливо стер с плеча Колона временную звездочку. – Уже ничего нет, Фред! – сообщил он.

– Молодец, – похвалил его Моркоу.

Затем Моркоу встал и подошел к окну. На самом деле смотреть было особо не на что. Но он смотрел так, словно мог видеть самый Край света.

Колон и Шнобби с тревогой переминались с ноги на ногу. Звук этой тишины им совсем не нравился. И когда Моркоу заговорил, они отшатнулись, словно от удара мокрой тряпкой.

– Все, что здесь произошло, – промолвил Моркоу, – я бы назвал очень запутанной ситуацией.

– Вы правы, сэр, вы абсолютно правы, – затараторил Шнобби. – Мы запутались по самое небалуйся, верно, Фред?

Чтобы вывести Колона из вызванного ужасом ступора, Шнобби пришлось врезать ему локтем под ребра.

– У-у? О. Правильно. Да. По самое, – пробормотал Колон.

– И боюсь, я знаю, кого в конечном счете следует винить, – продолжил Моркоу, все еще поглощенный наблюдением за дворником, который подметал лестницу Оперного театра.

Шнобби шевелил губами, беззвучно вознося молитву. У Фреда Колона были видны только белки глаз.

– Это моя вина, – заявил Моркоу. – Виноват только я один. Господин Ваймс назначил меня старшим, а я покинул пост, забыв о своем долге, чем поставил всех в немыслимо сложное положение.