роще с тех пор и живу; божество я из меньших;

Волею скрыт госпожи, к ее приобщился служенью».

Горя Эгерии все ж облегчить не в силах чужие

Бедствия; так же лежит под самой горой, у подножья,

Горькие слезы лия. Наконец, страдалицы чувством

550 Тронута, Феба сестра из нее ледяную криницу

Произвела, превратив ее плоть в вековечные воды.

Тронула нимф небывалая вещь. И сын Амазонки

Столь же был ей потрясен, как некогда пахарь тирренский,

В поле увидевший вдруг ту глыбу земли, что внезапно,

555 Хоть не касался никто, шевельнулась сама для начала,

Вскоре же, сбросив свой вид земляной, приняла человечий,

После ж отверзла уста для вещания будущих судеб.

Местные жители звать его стали Тагеем, и первый

Дал он этрускам своим способность грядущее видеть;

560 Или как Ромул, — когда увидал он копье, что торчало

На Палатинском холме, покрывшемся сразу листвою;

Что не железным оно острием, а корнями вцепилось,

Что не оружье уже, но дерево с гибкой лозою

Эту нежданную тень доставляет дивящимся людям;

565 Или как Кип, увидавший рога на себе в отраженье

Глади речной; увидал он рога и, подумав, что ложный

Образ морочит его, лоб трогал снова и снова, —

Вправду касался рогов. И глаза обвинять перестал он,

Остановился, — а шел победителем с поля сраженья, —

570 К небу возвел он глаза, одновременно поднял и руки.

«Вышние! Что, — он сказал, предвещается чудом? Коль радость, —

Радость родину пусть и квиринов народ осчастливит!

Если ж грозит — пусть мне!» И алтарь сложил он из дерна.

Он свой алтарь травяной почитает огнем благовонным;

575 Льет и патеры вина; убитых двузубых овечек,

Истолкованья ища, пытает трепещущий потрох.

Начал разглядывать жертв нутро волхователь тирренский,

И очевидна ему превеликая бездна событий —

Все же неявственных. Тут, приподнявши от жертвенной плоти

580 Острые взоры свои, на рога он на Киповы смотрит,

Молвя: «Здравствуй, о царь! Тебе, да, тебе подчинятся,

Этим державным рогам — все место и Лация грады!

Только не медли теперь, входи, открыты ворота;

Поторопись: так велит судьба; ибо, принятый Градом,

585 Будешь ты царь, и навек безопасен пребудет твой скипетр».

Кип отступает назад, от стен городских отвращает

В сторону взоры свои, — «Прочь, прочь предвещания! — молвит, —

Боги пусть их отвратят! Справедливее будет в изгнанье

Мне умереть, — но царем да не узрит меня Капитолий!»

590 Молвил он так; народ и сенат уважаемый тотчас

Созвал; однако рога миротворным он лавром сначала

Скрыл; а сам на бугор, насыпанный силами войска,

Стал и, с молитвой к богам обратясь по обычаям предков, —

«Есть тут один, — говорит, — коль из Града не будет он изгнан,

595 Станет царем. Не назвав, его покажу по примете:

Признаком служат рога, его вам укажет гадатель,

Ежели в Рим он войдет, вас всех обратит он в неволю!

Он в ворота меж тем отворенные может проникнуть,

Но воспрепятствовал я, хоть самый он близкий, пожалуй,

600 Мне человек; вы его изгоните из Града, квириты,

Или, коль стоит того, заключите в тяжелые цепи,

Иль поборите свой страх, умертвив рокового владыку!»

Ропщут по осени так подобравшие волосы сосны,

Только лишь Эвр засвистит; у волнения в море открытом

605 Рокот бывает такой, — коль издали с берега слушать;

Так же шумит и народ. Но тут, сквозь речи кричащей

Смутно толпы, раздался вдруг голос отдельный: «Да кто ж он?»

Стали разглядывать лбы, рогов упомянутых ищут.

Снова им Кип говорит: «Вы знать пожелали, — смотрите!»

610 И, хоть народ не давал, венок с головы своей снял он

И указал на чело с отличьем особым — рогами.

Все опустили глаза, огласилося стоном собранье.

И неохотно они на достойную славы взирали

Кипа главу (кто поверить бы мог?), но все ж обесчестить

615 Не допустили его и снова венком увенчали.

Знатные люди, о Кип, раз в стены войти ты боялся.

Дали с почетом тебе деревенской земли, по обмеру,

Сколько ты мог обвести с запряженными в пару волами

Плугом тяжелым своим, на восходе начав, до захода,

620 И водрузили рога над дверью, украшенной бронзой,

Чтобы на веки веков хранить удивительный образ.

Ныне поведайте нам, о Музы, богини поэтов, —

Ибо вы знаете все, и древность над вами бессильна, —

Как Корониду вписал, руслом обтекаемый Тибра

625 Остров, в список святынь утвержденного Ромулом Града.

Некогда пагубный мор заразою в Лации веял,

Бледное тело людей поражала бескровная немочь;

От погребений устав и увидя, что смертные средства

Не приведут ни к чему, ни к чему и искусство лечащих,

630 Помощи стали просить у небес и отправились в Дельфы,

Где средоточье земли, и явились в гадалище Феба.

Вот, чтобы в бедствии том помочь им спасительным словом

Феб пожелал, чтобы Град столь великий избавил он, — молят.

Все, что вокруг, и лавр, и на лавре висящие тулы

635 Затрепетали зараз; из глуби святилища ясный

Голос треножник издал и смутил потрясенные души:

«В месте ближайшем найдешь, что здесь ты, римлянин, ищешь,

В месте ближайшем ищи. Но сам Аполлон не подаст вам

Помощи, вашей беды не убавит, — но сын Аполлона.

640 С добрыми знаками — в путь! И нашего требуйте чада».

Только лишь мудрый сенат получил приказание бога,

Вызнав, во граде каком Аполлона дитя обитает,

Тотчас послали людей на судах к берегам Эпидавра.

Вот уже тех берегов коснулись кормою округлой,

645 Входят в совет эпидаврских старшин и просят, чтоб бога

Дали им греки того, кто присутствием мог бы покончить

Муки Авсонии; так непреложные волят гаданья.

И голоса раскололись: одни полагают, что помощь

Не отказать им нельзя: а многие — против; совет их —

650 Не выпускать божества и своей не утрачивать силы.

Так сомневались они, а сумрак согнал уж последний

Свет, и вскоре весь мир покрывается тенями ночи.

Но увидал ты во сне заступника бога стоящим

Возле постели твоей, о римлянин! Был он в том виде,

655 Как и во храме стоит: с деревенским посохом в шуйце,

Мощной десницей власы разбирал бороды своей длинной.

И благосклонно из уст такие слова излетают:

«Страх свой откинь, я приду; но обычное сброшу обличье;

Ты посмотри на змею, что узлами вкруг посоха вьется.

660 Взглядом ее ты приметь, чтоб после узнать ее с виду.

В эту змею обращусь, но больше; таким появлюсь я,

Как подобает одним небожителям преображаться».

Речь пропадает и бог, и с речью и богом отходит

Сон, и, лишь сон отошел, разливается свет благодатный,