Арест Рессама стал началом крупного расследования по делу эмигрантов-мусульман в Монреале, и отчасти — сообщества суннитской мечети. В это время впервые в жизни Мохаммед был допрошен о возможных связях с террористами. Королевская канадская конная полиция «пришла и допросила меня», сообщил он во время слушания:

Я был чертовски напуган. Они спросили, знаю ли я Ахмеда Рессама, я сказал «нет». Затем они спросили, знаю ли я того парня и этого, а я отвечал: «Нет, нет». Было так страшно, что меня трясло… Я не привык к такому, впервые в жизни меня допрашивали, а я просто не хотел неприятностей и говорил только правду. Но они следили за мной и делали это как-то мерзко. За вами могут наблюдать, и это в целом нормально, но только не когда вы видите людей, которые ведут за вами слежку. Это выглядело нелепо, но они хотели дать мне понять, что следят за мной.

Семья Мохаммеда в Мавритании была очень встревожена. «Что ты делаешь в Канаде?» — спрашивали они его. «Я же им уже сказал, ничего, кроме поиска работы. Но моя семья решила, что мне нужно вернуться в Мавританию. Им показалось, что у меня очень плохое окружение и что меня нужно срочно спасать». Его теперь уже бывшая жена позвонила от имени всей семьи, чтобы сообщить ему, что его мама больна. Так он рассказал об этом комиссии:

[Она] позвонила мне и сказала, плача: «Либо ты перевозишь меня в Канаду, либо возвращаешься в Мавританию». Я сказал: «Эй, успокойся». Мне не нравилась моя жизнь в Канаде, я не мог насладиться свободой, да и быть под наблюдением не очень здорово. Я ненавидел Канаду и сказал, что у меня слишком тяжелая работа. Я вылетел в пятницу 21 января 2000 года. Я вылетел из Монреаля в Брюссель, а оттуда в Дакар[142].

С этого полета начинается одиссея, которая в итоге станет «Дневником Гуантанамо».

Она начинается здесь, потому что с этого момента только одна сила решала судьбу Мохаммеда — Соединенные Штаты. Географически то, что он называет своим «бесконечным мировым туром» арестов и допросов, подразумевает 20 тысяч миль, которые он преодолел за следующие 18 месяцев: начиная с того, что должно было стать возвращением домой, и заканчивая его высадкой на Карибском острове в четырех тысячах миль от дома. Его будут удерживать и допрашивать в четырех странах, часто при участии американцев и всегда от имени США.

Вот как первое из этих задержаний описывается в хронологии событий, которую окружной судья Джеймс Робертсон включил в рассекреченный в 2010 году приказ, одобряющий заявление Мохаммеда о пересмотре его статуса заключенного:

Январь 2000. Перелет из Канады в Сенегал, где братья Мохаммеда встретили его, чтобы отвезти в Мавританию. Их схватили] власти и допросили о заговоре «Миллениум». Прибыл американец, чтобы сделать несколько фотографий, затем кто-то, по мнению Мохаммеда, американец, полетел с ним в Мавританию, где местные власти допросили его о заговоре «Миллениум».

Февраль 2000. Допрошен по поводу заговора «Миллениум».

14.02.2000. Освободил его, заключив, что нет оснований полагать, что он причастен к заговору «Миллениум».

Мавританцы сказали: «Ты нам не нужен. Уходи. Ты нам не интересен». Мохаммед рассказывает, как он спросил: «Ачто насчет американцев?» Они сказали: «Американцы говорят, что ты зацепка, но они не дают никаких доказательств, так что нам тогда остается делать?»

Но, как отмечает судья Робертсон в хронологии событий, правительство Мавритании еще раз вызвало Мохаммеда по запросу США вскоре после терактов 11 сентября.

29.09.2001. Арестован в Мавритании. Власти сказали, что арест, потому что Слахи обвиняется в при частности к заговору «Миллениум».

12.10.2001. Пока он был под стражей, агенты провели в его доме обыск, конфисковав кассеты и документы.

15.10.2001. Освобожден властями[143].

Между этими двумя задержаниями в Мавритании, в которых были задействованы агенты ФБР, Мохаммед жил обычной жизнью, достаточно успешной по меркам его страны, занимался работой с компьютерами и электроникой — сначала для компании — поставщика медикаментов, которая в том числе предоставляла услуги и через интернет, а затем на многоотраслевой семейный бизнес. Но теперь он беспокоился. Хотя он был свободен и «вернулся к жизни», Мохаммед объяснил на слушании:

Я думал, что теперь у меня будут проблемы с занятостью, и мой прежний работодатель не возьмет меня к себе из-за подозрений в причастности к терроризму, но они сказали, что позаботятся об этом. Передо мной сидел самый влиятельный человек мавританской разведки. Он позвонил моему работодателю и сказал, что я отличный человек, что со мной никаких проблем нет и что меня арестовали по особой причине. «Мы должны были допросить его и допросили, теперь он свободен, так что вы можете взять его обратно»[144].

Босс действительно взял его назад, и спустя всего месяц рабочие дела привели Мохаммеда в мавританский президентский дворец, где он потратил день, чтобы обновить телефонные и компьютерные системы президента. Когда он вернулся домой, полиция объявилась вновь и сообщила, что им снова нужно допросить его. Он попросил их подождать, пока он примет душ. Затем оделся, взял ключи. Он пошел с ними добровольно и доехал до полицейского участка на собственной машине. Свою маму он попросил не беспокоиться и пообещал, что скоро вернется домой. Тогда-то он и пропал.

Почти год его семью обманывали и говорили, что Мохаммеда держат в мавританской тюрьме. Самый старший его брат, Хамуд, регулярно посещал тюрьму, чтобы привезти Мохаммеду чистую одежду и деньги на еду. Спустя неделю после того, как Мохаммед сдался, ЦРУ посадило его в самолет и отправило в Иорданию. Через несколько месяцев США забрали его из Аммана и доставили на авиабазу Баграм в Афганистане, а еще через пару недель — в Гуантанамо. Все это время семья Мохаммеда платила за его содержание в тюрьме Нуакшота, а администрация тюрьмы клала деньги себе в карман, ничего не говоря. Наконец, 28 октября 2002 года младший брат Мохаммеда Яхди наткнулся на номер еженедельного издания Der Spiegel, где прочитал, что его брат уже «несколько месяцев сидит в камере в тюремном лагере Гуантанамо».

Яхди был крайне зол, но не на Соединенные Штаты, а на местные власти, которые врали, что Мохаммед у них и что он в безопасности. «Эти полицейские — ужасные люди. Они воры!» — кричал и кричал он, когда позвонил семье с новостями. «Не говори так!» — отвечали они и в панике бросали трубку. Он звонил им, но снова мог только кричать, а они снова вешали трубку.

Яхди все еще живет в Дюссельдорфе. Мы встретились в прошлом году в марокканском ресторане, который находится в центре для североафриканского сообщества на Ellerstrasse. Яхди познакомил меня с несколькими своими друзьями, в основном молодыми марокканцами, многие из которых, как Яхди, в итоге стали жителями Германии. Между собой они говорили на арабском, французском и немецком, а со мной — на английском, смеясь над ошибками друг друга. Яхди рассказал на арабском классическую эмигрантскую шутку своих друзей, а потом перевел ее для меня. Это была шутка о тесте на знание английского языка для начинающего работника отеля. «Что ты говоришь, если хочешь подозвать кого-то?» — спрашивают у сдающего тест. «Подойдите, пожалуйста», — отвечает он. «А что, если хочешь, чтобы он ушел?» Работник задумывается, а затем выдает: «Я выйду из отеля и скажу: „Подойдите, пожалуйста“».