Женщина смеялась очень заразительно, а ее глаза метали влюбленные яркие искорки. Смеялся с ней и Петр, который позже прочитал ей стихи одного известного поэта, нагло выдав их за свои вирши.

Император ничем не рисковал — поэт не только не родился, но и не родился еще его отец. А если и родился, то в пеленки писался, или под столом пешком ходил. Зато над каналом прозвучало одно четверостишье:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

«Какой удар со стороны классика», — вспомнил Петр известные слова великого комбинатора и чуть обнял жену за талию. Но Екатерина притихла, с удивлением глядя на Петра широко раскрытыми глазами. И ему потребовалось много времени, чтобы отвлечь ее от стихотворных изысканий супруга.

Интересная была прогулка — в душе Петра произошло странное раздвоение, причем два его внутренних «я» не мешали друг другу, а занимались своим делом каждый.

Первый изо всех своих сил развлекал жену, ухаживал за ней, ласкал и обнимал, а иногда и целовал. А вот второй смотрел за парком настороженным волком, стараясь разглядеть за кустами и деревьями силуэт человека или блеск вороненого пистолетного ствола.

На ту сторону канала он почти не смотрел — полсотни с лишним шагов запредельная для пистолета дистанция. Да и не тот характер у Орлова, чтобы в спину стрелять. А потому покушение с этой стороны произойдет — до столика сотня шагов, и еще две сотни шагов до свиты и охраны. Полминуты пройдет, не меньше, пока охрана прибежит и вмешаться успеет.

И опасаться Григорию Орлову нечего — безоружный шибздик, не ожидающий внезапного нападения и размякший от близости женщины с ее ласками, вряд ли устоит против верзилы, который вооружен двумя пистолетами и острой длинной шпагой.

Но и у Петра имелась пара козырей — он был полностью готов к покушению и в любую секунду мог встать за Екатерину, а стрелять тогда Орлов не будет из-за боязни поранить свою любимую женщину, и постарается решить дело в скоротечной схватке. А длинная тяжелая трость с массивным набалдашником в умелых руках может превратиться в страшное оружие.

Конечно, Петра можно обвинить в трусости — фи, прятаться за женщину. Но надо посмотреть, что еще противней — вооруженный до зубов верзила, подло нападающий из засады на заведомо слабейшего и безоружного, или последний, который для частичного уравнивания шансов только чуть прячется за любовницу данного верзилы.

Но размышления и наблюдения — это одно, а Петр при этом еще как-то ухитрялся рассказывать жене занимательные истории из жизни русских царей и императоров:

— Это случилось после Гангута, Катенька, когда мой дед, Петр Алексеевич, встретился в одном замке в Померании с королем Дании Фредериком и королем Саксонии Августом. Тем самым, по прозвищу Сильный, что бастардов своих много наплодил. Прости за такую подробность, — Петр тут остановился, ему показалось, что в глубине парка, где-то неподалеку, хрустнула сухая ветка. Но он тут же продолжил свое повествование: — Так вот. Однажды монархи поспорили после веселой гулянки — у кого солдаты храбрые и за своего владыку жизнь свою отдадут, не колеблясь. Спорили до хрипоты, пока не решили проверить на деле. И вот датский король вызвал своего гренадера и предложил выпрыгнуть из окна, отдать за короля жизнь. Бедный солдат взмолился, мол, вы что — здесь же сажени четыре, я себе все кости переломаю. Тут монархи и рассмеялись над трусостью датского солдата…

Краем глаза Петр увидел за стволом дерева мощный силуэт человеческой фигуры, но свой рассказ продолжил:

— Вызвал своего саксонца король Август — отдай, говорит, за меня свою жизнь, любезный, выпрыгни смело из окна. Но и его гренадер слабину тут же дал — не выпрыгну, высоко ведь, убьюсь. Рассмеялись монархи, и наш царь Петр вызывает преображенца. Отдавай за меня жизнь, говорит солдату, выпрыгивай в окно. Гренадер перекрестился, смело залез на подоконник и почти выпрыгнул из окна, но король Август успел задержать его…

— А дальше что, государь? — умоляюще попросила Петра Екатерина, когда тот сделал небольшую паузу.

Не очень приятно, когда на тебя наставили вороненый ствол. Петр поцеловал жену и так ловко переместился, что между ним и Орловым оказалась Екатерина. И заметил, как опустился вниз пистолет — рисковать своей любовницей Григорий, как он и рассчитывал, не стал. И Петр продолжил повествование:

— Удивились монархи крепко и спрашивают преображенца — ты же мог жизни лишиться. А тот и отвечает им спокойно: «А на хрена мне такая жизнь нужна? Ну ее, обойдусь…»

Екатерина засмеялась выразительно, ее грудь поднялась, и пленительные полушария показались из корсета. Петр тут же стал их целовать, а Катины губы коснулись его макушки.

Но не страсть сейчас двигали им — он толкал своего соперника на импульсивный шаг — кому ж понравится, когда на глазах ласкает его женщину другой мужчина.

А Петр оторвался от лобзания груди и сделал шаг в сторону. И, услышав, как щелкнул курок пистолета, моментально присел на одно колено, за долю секунды уйдя от неминуемой смерти.

Прогремел выстрел, но пуля ушла высоко над головой Петра, а Орлов разъяренным медведем проломил куст, вскинул другой пистолет и выстрелил еще раз. Но за долю секунды до выстрела вскрикнула Екатерина и заслонила собой Петра, которому пришлось ее сильно оттолкнуть в сторону.

Он все же успел — пуля только чуть чиркнула женщину по обнаженной ключице, даже крови не было, лишь малая ссадина. И взвыл от ярости Орлов, выхватил шпагу.

Но и Петр рванулся в сторону, руками перехватив трость за середину. Краем глаза он успел заметить, с каким разъяренным лицом бежит к нему верный Нарцисс, а за ним вдалеке поспешают казаки и адъютанты. Вот только их криков он не слышал, сосредоточившись всем телом и душой на схватке с Орловым. Время замерло…

Григорий на бегу выбросил вперед шпагу, и будь Петр чуть медлительнее, то стал бы он гусем на вертеле. А так не повезло цалмейстеру — уклонившись в сторону от шпаги, он от всей души врезал Орлову набалдашником трости по виску и, ухватив руками, резко толкнул в спину, придав дополнительное ускорение. Верзила головой вперед, длинной рыбиной, полетел в канал и громко плюхнулся в воду, щедро окатив брызгами и Петра, и поднимавшуюся с земли Екатерину.

— Как ты себя чувствуешь, моя любовь? — Петр достал из-под расшитого обшлага белый платочек и прижал его к ссадине на ее плече. Только сейчас он осознал, что она своим телом прикрыла его от пули, и, не оттолкни он ее в сторону, пуля попала бы жене в горло.

— Зачем ты бросилась, он бы мог попасть в тебя? — Петр тонул в ее синих глазах.

— Я полюбила тебя, мой милый. Я должна была защитить вас. — От таких слов у него запершило в глазах, и он крепко прижал ее к груди.

— Не убивай его, он дурак, — продолжила Катя, — к прошлому нет возврата, но, если сможешь, не казни его.

— Хорошо, — ответил ей Петр, нежно погладил и повернулся к каналу.