— Вот так, так, — произнесло загадочное виденье, если можно было подумать, что оно может говорить, потому что в каждое очередное мгновенье каждый мог видеть перед собой лишь одни кости, и взглянуло на них, хотя в его мерцающем каждое мгновенье облике и не было никаких глаз, — вот так, так, мой любимый муж… Я подумала, что это был твой голос.

Саша смотрел во все глаза на ужасное существо, которое они подняли из земли, и был не в состоянии понять, в чем именно заключалась ошибка. Ему лишь было ясно, что все вышло не так, что дело приняло до смертельного опасный и неправильный оборот, о чем он мог судить и по проносившимся в воздухе, холодным как стальной клинок, напряжениям злой воли.

Восставшее из праха существо назвало Ууламетса мужем. И с точно таким же смертельным скрежетом добавило:

— А это должно быть, моя дочь.

Ивешка в ужасе взглянула на призрак, а Петр…

— То-то и оно, — сказал Петр. — То-то и оно. Может быть, хватит с нас этих слепых попыток и блужданий в темноте? Сделайте вы, ради Бога, что-нибудь с этими горшочками, и отправьте этого идола туда, откуда он явился…

— Теперь уже слишком поздно, — проскрипело существо, видимо недовольное тем, что на костях не видна дьявольская усмешка, и посмотрело на Петра с таким вниманием, что Саше пришлось выпустить весь запас внутренних сил для того, чтобы уберечь его…

Но в результате все внимание призрака теперь было обращено в его сторону, куда был обращен и неторопливый, осторожный взгляд, напоминающий взгляд змеи. Он чувствовал этот взгляд, чувствовал, как по коже ползли мурашки, как от этого путались и сбивались мысли.

— Драга! — очень резко произнес Ууламетс, а ворон взлетел вверх с пронзительным криком, а затем будто раненый опустился вниз, в то время как Ивешка стояла все на том же месте, теряя одну за одной нити воздушной паутины, уносимой ветром, который словно вырвался из подземелья.

— Испугался? — спросил призрак. — Чувствуешь вину?… Что он наговорил

тебе, дочь моя? Что я просто-напросто бросила тебя? У меня не было выбора.

— Ни чувства меры, ни угрызений совести! — сказал Ууламетс, поднимая свой посох, отгоняя ее прочь. — Ивешка, не верь ничему, что бы ни говорила эта воровка, эта змея…

— Эта твоя мать, — произнес призрак. — Иди ко мне, Ивешка. Я знаю все, что произошло. Мертвые знают все. И они не чувствуют больше боли, не чувствуют обид. И тогда уже никто не сможет в очередной раз причинить тебе никакого вреда…

— Стой на месте! — будто выстрел прозвучали слова Ууламетса, и в воздухе смешалось лед и пламя, отчего он пришел в яростное движение. Некоторое время Саша ничего не мог видеть, его голова безвольно болталась, он потерял внутренний контроль над происходящим, не забывая лишь только про Петра, сознавая лишь то, что Ууламетс был доведен до безумия, а Петр был полностью зависим от него, и если вдруг он потеряет контроль над происходящим, то им никогда не удастся увидеть следующий рассвет…

—… Твоя мать обыкновенная воровка, — ледяным голосом произнес Ууламетс. — Когда ты появилась на свет, она не испытывала к тебе никакого интереса, кроме как желания получить за тебя выкуп…

— Ты врешь! — прошипел призрак. — Он никогда не собирался обзавестись потомством, и в дочери не видел ничего, кроме угрозы для себя, вот почему он отнял ее у меня, вот почему я была вынуждена спасать свою жизнь, вот почему он охранял тебя все эти годы…

Прозвучало столько ненависти и столько боли, что Ивешка неожиданно бросилась к Петру и ухватилась за него, приговаривая:

— Здесь каждый лжец, каждый лжец, а до меня никому нет дела…

— Поэтому ты и взял к себе Кави Черневога, — продолжал призрак, будто поднимая ледяной ветер. — И ты позволил ему влиять на мою дочь. Будь ты проклят за свою ложь и вероломство… Он убил мою дочь, а ты был настолько глуп, чтобы учить его тому, чему ты отказался учить мою дочь. О, я знаю, знаю, что ты никогда не доверял ничему, что разбавлено моей кровью, Илья Ууламетс, и меньше всего тому, что было смешано с твоей. Более же всего ты не хотел, чтобы на нее влияли другие колдуны. К чему ты готовил ее?

— Ты все врешь! — воскликнул Ууламетс. — Убирайся! Отправляйся назад в свою могилу! Возвращайся к своим червям вместе со своей злобой и злым языком, ей незачем дышать твоим ядом, Драга!

— Безнравственная свинья. Я еще увижу тебя мертвым.

— Не забудь взглянуть на себя в тот день! Боже мой, да что же я мог найти в тебе?

— Мне досталось самое худшее от этой сделки, я получила тебя. Бог ты мой, да взгляни на себя, ты, тупоголовый засохший пень. Я сама не знаю, что нашла в тебе.

— И вот это твоя мать, — сказал Ууламетс, выбрасывая руку, и поворачиваясь к призраку плечом. — Это твоя мать, девочка. Боже мой, какое животное…

Он напряг свою волю так неожиданно, и с таким холодным неистовством, что Саша разом растерял все свои силы, чувствуя внутреннее опустошение, но уже через мгновенье, с тяжело бьющимся сердцем, вновь ощутил себя на поляне, где по-прежнему был только один призрак, один-единственный, сотканный из клочков воздушной паутины испуганный призрак, который тут же повернулся и бросился в лес.

— Ивешка! — произнес Ууламетс, все с той же силой, и она замерла на самой опушке леса, продолжая терять с себя легкие шелковистые нити.

— Ивешка! — окликнул ее Петр, и новые облачка паутины взметнулись от порывов ветра, исчезая в темноте.

— Что случилось с моей матерью? — спросила она.

— Не могу даже представить себе, — ответил Ууламетс.

— Так как же она умерла?

— Уверяю тебя, что не знаю. Я не имею к этому никакого отношения.

Ивешка смотрела на него не отрываясь, и в глубине ее темных глаз была лишь ярость.

— Ты не можешь не знать.

— Я не знаю, как это случилось. Она исчезла после того, как пыталась украсть мою книгу, она оставила тебя, что, видимо, было пределом ее материнских возможностей. Ведь она была колдунья. Да, да, несомненно была. Ты, может быть, думаешь, что у нее было сердце? — Он протянул руку, и ворон, взмахнув крыльями, тяжело опустился ему на запястье, прежде чем он успел отпугнуть его. — Ее наверняка находилось у змеи, у одного из тех гадов, которые скрываются в выгребных ямах. Никогда не слушай ее. Она тебя не растила, ты не ее созданье, никогда не была и никогда не будешь. — Он сделал движение рукой в сторону Саши. — Затуши костер и собирай вещи.

— Что? Прямо сейчас? — воскликнул Петр. — Да ведь кругом такая темень, хоть глаз выколи! Один только Бог знает, что поджидает нас здесь за каждым кустом. Ведь мы шли всю прошлую ночь, да и этой ночью фактически так и не спали…

— Ты же хотел что-то делать, — отрезал Ууламетс, пристукивая посохом о землю. — Так вот, теперь шевелись!