– Разворачивай! – велел Лют, когда раненых и убитых погрузили на возы. – В Веленеж назад поедем, туда ближе.

До нападения дружина успела уехать от Перемилова городца всего поприща на три, но вернулась далеко за полдень. Адальберт и Горяна, оба раненые, вместе ехали в возке, причем епископ – лежа на животе. После перевязки его, разумеется, привели в пристойный вид, но сесть он смог бы еще не скоро. Служанка-ляхиня, все еще плачущая, ехала на крупе лошади позади отрока. На повозки с припасами положили трупы. В дружине убитых оказалось шестеро, раненых – более десятка. Мертвым был найден отец Медельгер – один из троих немецких дьяконов. Он не пытался ввязаться в сражение, но, как потом вспомнили оружники, не справился с испуганной лошадью, и она занесла его в гущу свалки перед возком, где он и получил от кого-то из разбойников рогатиной под ребра.

Из лиходеев убитыми нашли пятерых, кроме тех двоих, что были с Горяной. Остальных Лют тоже осмотрел, но больше никого не узнал. Тело Володислава он велел взять с собой. Новость о смерти последнего деревского князя была слишком важна, требовалось иметь самое надежное доказательство – труп. Лют даже подумывал, не отделить ли ему голову и в бочонке меда не отослать ли в Киев. На награду он не рассчитывал – Святослав скорее обидится, чем будет благодарен, что его кровный враг, виновный в гибели Ингвара, принял смерть от чужой руки. Но Мистине будет приятно убедиться, что с этим выползком покончено надежно и безвозвратно.

Только когда уже все собрались и тронулись по дороге обратно к Веленежу, у Люта появилось время обдумать, как все было. Поглядывая на ползущий впереди возок с Горяной и епископом, он содрогался, вспоминая тот миг, когда приказал Веляте стрелять. Отрок мог попасть в женщину, и вина была бы не его. Лют ясно осознавал опасность того выстрела и знал: виновен будет тот, кто отдал приказ, то есть он сам. Но… снова и снова прокручивая это все в голове, убеждался, что решение принял верное. Даже если Велята попал бы в Горяну… даже если бы она оказалась убита… это лучше, чем если бы Володислав ее увел. Шагах в пятидесяти от дороги оружники уже после схватки нашли на полянке следы пяти-шести лошадей и свежий навоз: здесь стояла подстава, чтобы умчать пленницу, а остальные лиходеи исчезли бы в лесу, рассыпавшись и затаившись. Ну а куда ее повезли бы дальше…

– Как думаешь, зачем им была Олеговна? – спросил он, подозвав к себе Вемунда.

– Мог на обмен взять, – предположил тот. – Держал бы ее у себя, а взамен требовал, чтобы ему его детей вернули. Которые у княгини живут.

– Да он бы ее укрыл где-нибудь, пугал бы Олега и на свою сторону тянул, с нами драться побуждал, – сказал другой гридь, Берва. – Все знают, Олег в своих чадах души не чает.

– Может, за себя взять хотел! – хмыкнул Владар. – Он же был женат на другой Олеговой дочери, Предслава которая, да она сбежала от него еще тогда и за Алдана вышла. Вот он и хотел взамен нее другую взять.

Мужчины поухмылялись, воображая жуткую одноглазую харю рядом с Горяной – женщиной не так чтобы очень красивой, но в целом не хуже других. Да мало ли еще что? Правнучка Вещего, дочь деревского посадника, жена (хоть бывшая) Святослава и мать его сына – большая ценность, и немалые возможности получает тот, у кого она в руках. Чем допустить, чтобы она попала во власть кровного врага киевских князей, уж лучше смириться с ее смертью. Мистина одобрил бы тот его приказ, в этом Лют не сомневался.

Бывший деревский князь задумал какую-то большую пакость. Не пожалел поставить на кон собственную жизнь – и проиграл. Об этой смерти должна узнать вся земля Деревская, вся до последней волчьей норы. В этот промозглый осенний день старый род здешних князей погиб окончательно.

Но и радуясь этому, Лют не упускал из виду одну тревожную мысль. Как бес кривой узнал? Откуда Володиславу стало известно, что Горяну повезут по этой дороге? И не ждет ли впереди еще какая радость нечаянная?

По пути обратно к Веленежу на глаза Люту вновь попался тот раскидистый дуб, на ветвях которого померещились висельники-жертвы. Не зря жестокий и коварный одноглазый бог напомнил о себе – пожалуй, хотел предупредить. И за то, что почти обошлось, ему несомненно нужно будет принести жертву, думал Лют.

А в это время Адальберт, лежа в возке на животе, мысленно молился, благодаря бога за свое спасение и за упокой несчастного отца Медельгера…

* * *

Из Веленежа Лют рано утром разослал гонцов. Десяток Владара он отправил вперед, в Горинец. Нападение произошло на дороге между Веленежем и Горинцом, на рубежах между владениями древлян и бужан. Едва ли это случайность, и Лют считал неразумным двигаться с таким обозом к бужанам, не выяснив сначала, что там происходит. Не оттуда ли пришли лиходеи? Новый посадник в Горинце, Унерад Вуефастич, должен знать, что творится в его волости.

Вемунда с двумя товарищами Лют отправил в другую сторону – на восток, назад к Днепру. Каждую осень сопровождая Святослава в его походе по земле Полянской, Вемунд мог примерно рассчитать, где того сейчас искать. А весть о гибели Володислава Лют счел достаточно важной, чтобы князю стоило узнать ее как можно скорее.

Вемунду с его двумя отроками путь предстоял довольно долгий, а Владар своей цели достиг еще до вечера того же дня. В Горинце он застал мир и покой. Унерад уже объехал после Дожинок подвластную ему волость и собрал в обширный овин городца ячмень и пшеницу в счет дани. Второй объезд ему предстоял в конце зимы, когда будут готовы шкурки зимней добычи. Вооруженной дружины из древлян либо кого-то еще с бужанской стороны через горинецкий брод не переправлялось, и никаких тревожащих слухов по волости не ходило. На это Унерад мог поставить свой уцелевший глаз: он вполне полагался на своего тестя Воюна и на его сестру Медвяну. Уж они не пропустили бы, если б в волости затевалось нечто нехорошее, и предупредили бы его ради Обещаны.

Новость о сражении с лиходеями Унерада скорее повеселила, чем напугала. Владар в лицах ему изобразил суету на дороге, как русские отроки чуть не подрались с немецкими, пока каждый пытался прорваться к своему господину, и как он потом ругался с Рамрихом, и как Адальберта ранили в такое неудобное место… Унерад так смеялся, что Обещана пришла из поварни – узнать, что происходит.

Однако осведомленность об этих событиях пришлась очень кстати. Всего через день на бужанской стороне за бродом показался воинский отряд из трех десятков всадников. В городце зазвучал рог – десятник давал знак оружникам срочно снаряжаться. Но рог пропел и за рекой – там подавали знак о прибытии. Унерад, выйдя на боевой ход с речной стороны, глянул туда и сразу вспомнил рассказ Владара. Даже мелькнула мысль – вот они, те самые лиходеи! Но это не могли быть они – те ведь уже находились на древлянской стороне. Прищурив свой единственный глаз, Унерад при тусклом свете осеннего дня разглядел на высоком древке какой-то стяг, а трое среди прибывших были в цветных кафтанах и шапках – стало быть, нарочитые мужи.

Тем временем один всадник въехал на брод и направился к отмели, откуда деревянный скат вел вверх, к речным воротам городца. Они всегда стояли закрытыми и открывались только по приказу посадника. Унерад перешел на воротную башню и стал ждать, глядя, как всадник осторожно одолевает немного поднявшуюся от осенних дождей мутную воду, несущую желтые листья и сорванные ветки. Помедлил, пропуская корягу. Остальные на том берегу ждали, сидя в седлах. По крайней мере, явных враждебных намерений они не выказывали, но Унерад был слишком научен опытом, чтобы расслабляться.