– Святослава жена?

Етон живо ухватил суть; от потрясения кровь бросилась в голову, вызвав тупую боль над бровями.

– Она поедет сюда?

– Через твои земли поедет.

– Вот за эту весть Володиславу от меня поклон низкий! – Етон непритворно оживился и даже от возбуждения потряс перед собой кулаками. – Вот это… за такую весть, друже, гривны серебряной не жаль. – Он с размаху хлопнул Репу по плечу. – Дал бы тебе, как брату, кабы Святослав мою казну не повытряс. Святослав у меня жену отнял, а теперь я у него отниму! Видят боги его разбой – мне сами в руки дают возмещение!

– На твоей земле ее брать опасно – Святослав сызнова с войском придет, – предостерег его Репа. – Володислав сам ее переймет, еще на Деревской земле. На тебя не подумают – будут на нас, древлян, валить, может, на Олега самого, – Репа усмехнулся, – что сам дочь родную умыкнул, расставаться не пожелал. Он ведь не хотел ее за Святослава отдавать, ее тогда силком у него из рук вырвали, а теперь, видать, надоела, опостылела, вот и отдал немцу. Скажут, отомстил Олег. А со временем… как ты в силу войдешь, да и мы соберемся, глядь – у тебя жена Олегова рода, а с нею и стол киевский захочешь взять, так и возьмешь.

– А много ли с нею людей будет? – сразу спросил Семирад, воевода еще времен прежнего Етона.

Репа в ответ развел руками: этого он не мог знать, поскольку передал лишь то, что Одульв поведал Олегу Предславичу во Вручем.

– И про другую нашу невесту добрая весть имеется. – Репа улыбнулся, показывая нехватку передних зубов. – Ольга киевская дочь Володиславову, Малушу, из Киева к деду во Вручий отпускает.

– Отпускает? – Етон едва не подпрыгнул. – Дочь Володислава? Так зачем нам эта… как ее – Олеговна? Лучше же мне деву молодую взять – она тоже рода Олегова, да и от деревских князей…

К Малуше он сватался еще год назад, но Эльга тогда не отказала ему гласно – она привязала Малуше ключ, тем самым сделав невозможным даже разговор о сватовстве к рабыне.

– Не взойдет, – Репа мотнул головой. – Ольга условие поставила: пусть-де Олег ей на кресте поклянется внучку без ее ведома замуж не отдавать и никому не обещать. Только на этом условии, значит, передаст, а иначе и не мечтай.

Етон слегка переменился в лице, в его грубых чертах сквозь наносную приветливость сверкнуло нечто лесное, хищное.

– Нет, – Репа, без слов его понявший, прищурился и снова покачал головой. – Не я запрет кладу, а Володислав говорит, не будет такого дела. Олег за слово свое держится крепко. Он сам из руси, а волк волку бок не вырвет. Если даст Ольге слово, то не отступит. А про дочь он зароков не давал, да и не его то будет воля.

– Воля здесь будет наша, – прошептал Етон, будто боялся, что русские боги услышат и отнимут такую редкостную удачу.

Договорились, что захват Горяны Володислав возьмет на себя, а Етон будет, примерно рассчитав нужное на дорогу время, ждать его на реке, чтобы поддержать и прикрыть от возможной погони.

Время встречи пришло. И к Етону явился ожидаемый вестник – это был сам боярин Коловей, ближайший Володиславов соратник все эти нелегкие десять лет. Но весть он принес не победную, а горестную. Богам не поглянулся лихой замысел – а может, русские боги оказались сильнее деревских. Володислав был убит в схватке с бережатыми, и не только Горяна, но и тело последнего князя деревского осталось в руках киян. Коловей просил помочь – выпросить или выкупить у киян тело Володислава.

– Уж они там, небось, от радости третий день пляшут, что извели князя нашего, – говорил боярин, когда-то такой веселый, а теперь осунувшийся и потемневший лицом от горя. Десять лет он верил, что не зря боги чудом уберегли Володислава от смерти во рву под Искоростенем и со временем избавят от врага и всю его землю. – Разве ж они погребут его как положено, по-княжески, по обычаю дедовскому? Зароют, как пса, в канаве проточной, а то еще хуже – голову на копье взденут и повезут в Киев, удалью своей хвалиться.

В свой замысел Етон посвятил далеко не всех плеснецких бояр. Но Береста, хоть тот в боярах не числился, уведомил обо всем первым. Берест был вожаком всех живших в Плеснеске древлян, и при нем имелось еще несколько десятков удальцов, в любой день готовых к новой схватке с киянами. Из них и набрали половину той дружины, которую Етон взял с собой в осенний поход за невестой.

– Кто там был из киян? – спросил Берест, сам бледный от потрясения, как мертвец.

Коловея он знал много лет и верил ему, как брату, но страшное известие не укладывалось в голове. Десять лет они видели в Володиславе залог будущего возрождения князей деревских, его прежней воли и мощи своей земли. И вот надежды рухнули все разом. Одна стрела между лопаток… И напрасны все былые труды и битвы.

– Лют Свенельдич. Помнишь его – Ольгиного воеводы младший брат…

Ответом был дружный яростный вопль десятка голосов. Наверное, даже сам Святослав не имел в земле Деревской столько непримиримых врагов, сколько Лют – первым начавший эту войну и последним ее закончивший. От него нечего было ждать уважения к телу последнего деревского князя. Берест заодно с Коловеем умолял Етона поехать и помочь делу. Но тот не особенно и противился: в его изворотливом волчьем уме уже зародилась смутная мысль, как все же обратить себе на пользу Володиславову неудачу. И саму смерть…

Немного поразмыслив, Унерад не нашел причины отказать Етону в праве пройти через брод. Сейчас между ним и князем киевским был мир, и у него не было поводов подозревать Етона в злых умыслах. Поэтому уже на другой день к вечеру Етон со своими людьми был в Веленеже. Отряд его, впрочем, не весь прошел за Горину. Береста с десятком он отправил в Драговиж – постараться найти поддержку у людей, обиженных на Киев, на случай, если она понадобится. А истинный замысел Етона, ради чего он и отправился в Веленеж, такой возможности не исключал.

* * *

К тому дню, когда вестники из Веленежа добрались до Вручего, Малуша уже находилась там, в доме деда…

Просыпаясь по утрам, еще не открыв глаз, она обращалась мыслями к привычным делам княжеского хозяйства: встать, разбудить челядь, приняться за дела – не то нынче хлеб печем, не то белье на реке стираем, не то рыбу привезут на засол… Ей все казалось, что она в Киеве, на Эльгином дворе в девичьей избе, на той лавке, где спала с тех пор, как получила ключи. А потом вспоминала, что с ней случилось – и резко открывала глаза, пытаясь убедиться, что все это ей не приснилось. Глухим осенним утром в избе было темно – ничего не увидишь, однако до слуха ее доносился непривычный звук – похрапывание деда.

Дед… Олег Предславич. Бывший князь киевский, нынешний посадник деревский. Теперь она жила при нем и снова носила ключи – но уже свои собственные, красивые и легкие ключи от ларцов. Прежние ключи от киевских погребов Эльга забрала у нее перед отъездом из Киева. И теперь у нее, Малуши, как у всякой хозяйки, имелась своя собственная ключница!

Сюда, во Вручий, Эльга не приезжала. Она привезла Малушу в Перезванец, городок на Днепре близ устья Припяти, и там они встретились с Олегом Предславичем – он приехал из глубин земли Деревской по Припяти, Ужу и Норини. Во время недолгой поездки – вверх по Днепру шли на веслах три дня – Малуша была смурна и молчалива. Ее не оставляло чувство, будто она, как тот старик из сказки, забралась по бобовому стеблю на самое небо, а потом взяла да и рухнула вниз. Или – проснулась и поняла, что путешествие на небо было лишь сном.