– Ни в коем случае. Огромное вам спасибо за в высшей степени интересно проведенный день. Нет, не провожайте, мы уж как-нибудь сами.

24

– Ну и что же ты, Майк, обо всем этом думаешь? – спросил Джубал, как только машина поднялась в воздух.

Майк нахмурился:

– Никак не грокнуть.

– Вот и мне тоже. А что там говорил епископ?

Майк молчал; прошли десять секунд, двадцать…

– Брат мой Джубал, мне нужно поразмыслить, чтобы пришло гроканье.

– Валяй, сынок, размышляй.

– Одного я только, Джубал, не понимаю, – горячо заговорила Джилл. – Каким образом все это сходит им с рук?

– Что именно?

– Да все, от начала до конца. Это же не церковь, а какой-то сумасшедший дом.

Тут пришлось помолчать Джубалу. Поразмыслив, он ответил:

– Вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Фостеритская лавочка – самая настоящая церковь… а заодно – прекрасный пример современной эклектики, доведенной до логического конца.

– Чего-то я тебя…

– Все эти «новые откровения» – старые погудки, и даже не на очень новый лад. Ни у Фостера, ни у Дигби не было и нет за душой ни одной оригинальной мысли, зато они очень хорошо понимали, что в наше время пользуется большим спросом. Они просто сляпали вместе несколько древних как мир трюков, подкрасили их наново, да поярче, и пошли с этим товаром на рынок. И торговля пошла – зашибись. И какое, собственно, нам дело, только вот не дожить бы мне до того времени, когда эта штука станет обязательной.

– Да нет, уж такого-то никогда не будет.

– Не будет, говоришь? Ты уверена? Гитлер начинал с гораздо меньшего, да и товар у него в лавке был, прямо скажем, завалящий – ненависть, которая поначалу идет бойко, да быстро надоедает. А здесь покупателю предлагается счастье, продукт, имеющий постоянный, устойчивый спрос. Ты уж поверь мнению специалиста, ведь я и сам занимаюсь примерно таким же мошенничеством – о чем, конечно же, не преминул напомнить мне Дигби. Врезать бы ему тогда, конечно, – покачал головой Джубал, – но драгоценный наш «епископ» сумел сделать так, что проглотил я все и не поморщился. Умный мужик, потому-то я его и боюсь. Знает, поганец, чего хотят люди. Счастья. Мир натерпелся вдосталь, целое столетие он не знал ничего, кроме ужаса, вины и страданий, – а тут выходит на сцену такой вот Дигби и заверяет всех присутствующих, что им абсолютно нечего бояться, ни в жизни дольней, ни в горней, что сам Господь Бог настоятельно рекомендует им быть счастливыми. День за днем он вбивает им в головы одно: «Не-бойся, будь-счастлив».

– Ну, – согласилась Джилл, – в общем-то так, и он использует все, какие есть, допустимые способы. Однако…

– Чушь и плешь! Он использует все, какие есть, недопустимые способы.

– Не знаю, на меня лично он произвел впечатление человека искренне верующего, он же пожертвовал буквально всем, чтобы…

– Чушь, как было уже сказано выше, и плешь! Дигби играет на публику. Так называемый «альтруизм» – худшая изо всех бесчисленных бессмыслиц, уродующих наш несчастный мир. Каждый человек делает то, что ему нравится, и ничего кроме. Если ему больно сделать выбор, если его выбор выглядит со стороны как жертва – можешь быть уверена, что благородства тут ничуть не больше, чем в затруднениях жадюги, поставленного перед необходимостью выбрать одну из двух вещей, когда ему до смерти хочется иметь обе. Обычный, рядовой мужик, он что, не страдает, когда приходится выбирать – пропить ли ему получку или принести домой, жене и детям, идти утром на работу, которая обрыдла ему по это самое место, или послать ее подальше и сесть на пособие? Вот он и выбирает, что именно принесет ему меньше страданий – или, если хочешь, больше удовольствия. И всю жизнь этим выбором мается. Ровно в той же ситуации находятся и крупный прохвост, и святой, просто их выбор несколько масштабнее – что совершенно не меняет его сути. Вот тут-то мы и подошли к нашему «епископу». Прохвост он там или святой, но уж затравленным-то мучеником за веру этого типа не назовешь.

– А как ты думаешь, кто он все-таки такой?

– А что, есть какая-нибудь разница?

– Брось, Джубал, я прекрасно знаю, что весь твой цинизм – напускной. Разница есть, и огромная.

– М-м-м-да, пожалуй, что есть. Будем надеяться, что он негодяй, со святыми мороки еще в сто раз больше. Если хочешь, можешь и это назвать «цинизмом», обозвать чужое мнение нехорошим словом – совсем не значит его опровергнуть. Ладно, скажи мне лучше, что тебе особенно не понравилось в тамошних действах?

– Н-ну… да все не понравилось. Ведь не будешь же ты меня уверять, что это настоящее богослужение.

– Иными словами, там все было совсем не так, как в Маленькой Коричневой Церкви, куда тебя водили сопливой девочкой? Мужайся, Джилл, я сообщу тебе страшную тайну. В соборе Святого Петра тоже все совсем не так. И в Мекке.

– Да, но, как бы то ни было, ни там, ни там нет такого! Танец-змейка… игровые автоматы… даже бар! Во всем этом ни грана величия, благородства.

– Думаю, храмовая проституция выглядела тоже не очень величественно.

– Что-что?!

– Можно смело полагать, что животное о двух спинах столь же комично в храме, сколь и при обстоятельствах более ординарных. А что до танца – приходилось тебе когда-нибудь присутствовать на богослужении шейкеров? Я вот тоже не успел, что лишний раз доказывает – церковь, косо глядящая на половые сношения, долго не протянет. А танцы во славу Божью – одна из древнейших в мире традиций. Артистизма там никакого не требуется – вряд ли шейкеров пустили бы на сцену Большого театра, – достаточно иметь энтузиазм. Или, может, тебе и индейский танец дождя кажется кощунственным?

– Это совсем другое дело.

– А любое дело – совсем другое, чем больше оно меняется, тем больше остается тем же самым. Что же касается «одноруких бандитов» – ты не видела, случаем, как в церквях играют в бинго?

– Д-да. Наш приход собирал таким образом деньги на взносы по закладной. Но ведь это только в пятницу, по вечерам, – и уж всяко не во время службы.

– Подумать только, какая праведность. Похоже на ту добродетельную жену, которая спала с другими мужчинами исключительно тогда, когда мужа нет дома.

– Джубал, это даже и сравнивать нельзя!

– Вполне возможно. Аналогия – орудие еще менее надежное, чем логика. И все равно, юная леди, как бы вы…

– Хоть бы улыбнулся, когда такое говоришь.

– Шутка. Да пойми ты, Бун бы стерпел, даже если б ты в него плюнула. Потому что Дигби ему велел сносить любые наши выходки. Джилл, что грешно в воскресенье, то грешно и в пятницу, во всяком случае – мне так грокается. Да и Человеку с Марса, скорее всего, – тоже. Единственная различимая глазом разница состоит в том, что фостериты дают тебе абсолютно бесплатно – и даже в случае проигрыша – текст из Писания. А вот ваши пятничные игрища – могли они таким похвастаться?