Он несколько замешкался с ответом, а девица, подхватив его под руку, повела в тень городской башни, постоянно что-то рассказывая об истории ее существования и что было в ней до последнего переосмысления.

К вечеру, когда они обошли почти весь старый город, девица предложила что-нибудь перекусить в ближайшем заведении.

— Вы, наверное, не привыкли к нашей пище. Там у вас на островах все другое.

— Я привыкаю ко всему, — ответил он и молча опустошил тарелку с какой-то новой для себя едой.

— Вы хорошо знаете город, даже лучше, чем я, — продолжила девица.

— Я бродил по нему виртуально. Мне было интересно, — ответил он, наблюдая за посетителями заведения.

Вечером разного люда здесь собиралось предостаточно. Свободных мест раз, два и обчелся. Разнообразные клиенты активно поглощали съестное. Иногда среди них наблюдались весьма праздные личности, не спеша потягивающие цветные жидкости из стаканов и кружек. Было их немного, но они вызывали у него больший интерес, чем торопящиеся и спешащие горожане.

— Вы совсем не слушаете меня, — немного с обидой сказала она, когда он не сразу ответил на ее вопрос.

— Простите, я несколько отвлекся, — объяснил он, — первый раз в городе. Слушаю вас внимательно.

Она, облокотившись о стол и чуть покачивая головой, снова спросила его:

— Вам понравился город?

— Очень шумно, — ответил он.

— И это все впечатления за день? — удивилась она

В заведении от многоголосия посетителей было шумновато. При разговоре приходилось напрягать слух и громко обращаться к собеседнику. К тому же гремела энергичная музыка с монотонным ритмом низких ударных, так что разговор получался странным. Приходилось по губам определять, что хочет сказать собеседник, или кричать ему в ухо.

Он ответил ей, стараясь отчетливо произносить слова:

— Галерея меня поразила. На экране — это одно, а в действительности это грандиозно.

— Да, первый раз это ошеломляет, — согласилась она, — а потом привыкаешь и стараешься рассмотреть детали, и эта работа, можно так сказать, интеллектуальная работа, приносит какое-то новое качество, новое наслаждение.

Он не все точно расслышал в этой длинной фразе, но основное понял — она оригинальный интеллектуал или хорошо притворяется им.

— Каждое произведение интересно по-своему, — заметил он. — А огромное полотно «Похищение Бажены» удивляет, я бы даже сказал, притягивает объемом вложенного труда, таланта и сил автора, — он хотел продолжить, развить свою мысль, но она перебила его:

— Здесь невозможно спокойно говорить, отложим это обсуждение на потом.

Он согласился, и они молча продолжили ужин.

— Не правда ли, вы согласитесь со мной, что смотреть картины должен подготовленный зритель? Человек, обладающий хотя бы минимальными знаниями, — она произнесла эту фразу, как только, выйдя из заведения, они оказались на тротуаре.

— Возможно, вы и правы, но я думаю, что и неподготовленный зритель может воспринять талант и гениальность, но только если он культурный человек, — он задумался над тем, что только что произнес, и добавил: — Нет, не так, неправильно я выразился. Надо сказать — не культурный человек, а просто — умный.

— Умный? — переспросила она. — Умный, а что значит умный? Это тот, кто много знает, или что-то другое?

— Умный — это способный познавать, — ответил он. — Если нет таких способностей, то многознайка шедевр может и не распознать. Здесь главное не торопиться с выводами. Незнание не довод, невежество не аргумент. Это я где-то вычитал, только не помню где.

Они не спеша шли вдоль старинных зданий, в нижних этажах которых расположились мелкие лавочки с великим разнообразием нужных и не очень вещей. Он внимательно разглядывал это изобилие сверкающих, блестящих предметов, иногда останавливаясь, чтобы поближе рассмотреть что-то уж совсем удивившее его.

— Вы считаете себя умным? — спросила она, отвлекая его от очередной диковинки.

Он улыбнулся на этот неожиданный вопрос и ответил, пожимая плечами:

— Нет, я совсем не умный. Вот хожу по городу, не зная, где и как проведу эту ночь, а завтра утром надо быть на вокзале. Наверное, я не умный.

— Переночевать в городе — это не проблема, — ответила она. — Я вам помогу, конечно, если хотите. Вам интересны эти штучки? — спросила она, указывая на блестящие предметы, выставленные на очередной витрине.

Он, увлекая ее за собой, решительно прошел мимо нескольких лавок и ответил:

— Я вижу, вам эти предметы неинтересны. Почему?

— Здесь нет ничего настоящего. Это все для вас, для чужих… — она немного подумала и поправилась: —… для приезжих. Настоящее мы с вами видели в галерее.

— Похищение Баженки, — сказал он.

— Да и это — «Похищение Бажены», — ответила она. — Я заметила, вы минут тридцать стояли около нее.

Вечер неспешно опустился на город. Солнце ушло за многоэтажки, окружившие центр плотной стеной. Нагретый за день камень активно отдавал тепло. Было душно, и легкий вечерний ветерок был весьма кстати, он относил жар в сторону и хотя бы чуть-чуть охлаждал и спешащих, и праздно гуляющих горожан и гостей. Она предложила посидеть в прохладе и выпить чего-нибудь бодрящего в этот вечерний час.

Легкое, холодное вино в высоких бокалах располагало к непринужденной беседе и приятному времяпрепровождению. Они уютно разместились в мягких креслах, и он первым начал беседу.

— Это «Похищение…» впечатляет не только грандиозностью труда художника, его мастерством, но и глубокой проработкой деталей. Помните, на заднем плане — лесная поляна с кострами и двигающимися фигурами обнаженных юношей и девушек?

— Да, помню. Картина написана художником еще до третьего переосмысления, — и она назвала имя известного автора, — на древний мифологический сюжет праздника любви.

— Праздник любви, — повторил он, — но для героини картины это трагедия, а не праздник.

Она поставила полупустой бокал и возразила:

— Все равно это праздник, и для нее праздник. По легенде, ее похитил Черныш, но до этого у нее была любовь с Яри.

— Да, конечно, можно и так трактовать сюжет, — согласился он. — Можно пофантазировать и назвать картину «Праздник любви». Такое название может вызвать у зрителя много вопросов, недоумений. Почему праздник, когда девушку уносит нелюбимый, а любимый лежит бездыханный и не может ей ничем помочь?

Они некоторое время сидели молча и слушали тихую музыку — играла флейта с оркестром. Звуки мягкие, обволакивающие заполняли все пространство вокруг, проникали куда-то внутрь сознания, в самые глубокие, тайные уголки и вызывали трепет и эмоции, которые в обычном состоянии редко посещали слушателей.

Он незаметно наблюдал за собеседницей. Она сейчас, слушая музыку, выглядела очень симпатично: полуприкрытые глаза с черными дугами бровей, проступающие через челку, явно демонстрировали ее увлечение классикой. А флейта продолжала завораживать своими звуками отдыхающую аудиторию. Собеседница что-то тихо шептала, чуть приоткрыв губы, и он едва уловил в этом