Начальник 1-го отдела В. Г. Павлов

Согласен:

Начальник спецуправления «С» ПГУ МГБ СССР

А. В. Тишков 19.07.52.»

Утвердив служебную характеристику своей подписью, заместитель министра госбезопасности генерал Савченко, щелкнув пальцами, гневно выпалил, обращаясь к докладывавшему полковнику Тишкову:

— Правильные выводы сделал Павлов! Куда это годится, чтобы разведчик-нелегал читал публично лекции, выступал по радио и в печати? Тоже мне, академик нашелся!

— А при чем здесь академик? — удивился Тишков.

— А притом, что ваш Макс стал, по сообщению резидента «Дона», почетным академиком Римской академии искусств, в которой он читает курс лекций по истории древней культуры Латинской Америки! Я считаю, что он не должен проявлять такой чрезмерный активности в разных сферах жизни и распылять свои творческие способности! Надо ему жить скромнее и не обращать на себя внимание окружающих! Так ставит перед нами вопрос и резидент «Дон». По его данным, Макс недавно брался в проверку итальянскими спецслужбами. Какие результаты ими получены, нам неизвестно. Истинные причины и цели этой проверки установить резидентуре пока не удалось. Я прошу вас, Арсений Васильевич, иметь это в виду. И, наверно, нам надо почаще напоминать ему о личной безопасности и бдительности. Пусть знает, что мы проявляем о нем заботу и беспокойство.

Тишков, зная о том, что начальник советской внешней разведки генерал Савченко всю свою сознательную жизнь проработал в погранвойсках Украины и ни дня не был разведчиком «в поле», решил защитить Макса:

— Извините, Сергей Романович, но я не опять не согласен с вами. И вот почему… Жизнь разведчика в условиях заграницы очень сложна и трудна. Я это по себе знаю. Она там не вмещается в привычные советские схемы. А то, о чем вы говорили, — о чтении лекций, о выступлениях в печати и по радио, — так это он делал не в целях саморекламы, а ради укрепления своего прикрытия. То есть, чтобы никому из его окружения и в голову не могло прийти, что сконструированная им самим нестандартная жизнь в Италии могла вызвать подозрения, а такой нестандартный человек способен на какие-то тайные дела. Все, что предпринимал и предпринимает Макс, он делает осмысленно и умышленно. Этим я хочу сказать, что все особенности жизни, работы и поведения Макса, как и любого другого разведчика-нелегала, мы должны рассматривать в увязке с главным его делом — разведывательной деятельностью и ее прикрытием.

Приняв аргументацию Тишкова, генерал осторожно заметил:

— А как же тогда понимать начавшуюся проверку Макса итальянскими спецслужбами?

— Это, Сергей Романович, скорее всего обычная, рутинная работа, которая проводится спецслужбами всех стран в отношении аккредитованных дипломатов. Пока же у меня есть уверенность, что Макс и Луиза не засветились. Расшифровки ни ими, ни их связниками и агентурой не допущено. А если бы возникло что-то подозрительное в их отношении, то, я убежден, Макс почувствовал бы это и уже предупредил бы нас. Так что оснований для беспокойства за безопасность наших итальянских нелегалов не должно быть.

Тем не менее генерал Савченко посчитал необходимым высказаться:

— И все же я предупреждаю вас, если резидентура «Дона» установит, что противник заподозрил что-то в отношении наших легендарных нелегалов, то мы должны во что бы то ни стало уберечь их от провала и немедленно отозвать их оттуда. Я еще могу понять, почему он должен участвовать в Международных конференциях по хлопку, кофе и в нескольких сессиях ФАО, поскольку это все санкционировано руководством Коста-Рики. Я прошу вас еще раз, Арсений Васильевич, напомните ему о том, чтобы он не забывал о личной безопасности.

Тишков нахмурился и равнодушно бросил:

— Ваше указание будет выполнено, Сергей Романович…

* * *

Более двух часов министр госбезопасности СССР Семен Игнатьев и его два заместителя — Василий Рясной и Сергей Савченко обсуждали вопросы организации покушения на югославского лидера Йосипа Броз Тито. Исполнителем этой сверхсекретной террористической акции планировался всего один человек — разведчик-нелегал Макс, который к тому времени получил от костариканского правительства полномочия посланника в Югославии.

— А может быть нам не стоит губить такого ценного и перспективного разведчика? — усомнился генерал Савченко. — Его многогранный и глубокий талант, тонкий, хваткий ум разведчика, опыт и настойчивость должны использоваться там, где собираются политики и дипломаты и где решаются важнейшие внешнеполитические проблемы, о которых мы с вами должны знать и докладывать руководству страны.

Замминистра Рясной гневно выпалил:

— Но у нас нет никого, кто имел бы хоть какую-то зацепку для выхода на «Нерона»! А Макс будет скоро вручать ему лично верительные грамоты и тем самым будет иметь возможность закрепить эту связь и в последующием не раз встречаться с ним.

На лбу нахмурившегося начальника внешней разведки нервно задергалась глубокая складка. Не глядя на Рясного, он примирительно произнес:

— А вы уверены, что Макс пойдет на такой рискованный для его жизни шаг?

— Не уверен, но куда он денется, если мы прикажем ему?

— Центр может, конечно, отдать любой приказ своему подчиненному, но, насколько я знаю, по «мокрым делам» должно приниматься решение Политбюро… Так ведь, Василий Степанович? — обратился Савченко к Рясному.

— Это уже не ко мне вопрос, — ответил Рясной и перевел взгляд на министра Игнатьева.

— Такое решение Политбюро есть, оно подписано лично товарищем Сталиным, — поспешил заверить своих заместителей министр. — Варианты осуществления покушения на Тито и способы их исполнения надо обсудить с самим Максом в завуалированной форме…

— И кто же должен это сделать? — не удержался от вопроса Савченко.

— Кто-то из ваших… Кто хорошо знает Макса и является авторитетом для него.

— Таковым могут быть только мои замы — Коротков или Тишков. С ними он больше чем с кем-либо другим поддерживал связь и вел служебную переписку.

— Для проведения такой беседы не обязательно должен быть ваш заместитель. Это надо доверить толковому, дипломатичному начальнику отдела, который мог бы убедить его в необходимости выполнения личного задания товарища Сталина.

Рясной и Савченко недоуменно переглянулись. Игнатьев заметил это и спросил:

— Вы не согласны со мной?

— Как можно убеждать человека в завуалированной форме? Мне это не понятно, Семен Денисович, — робко отозвался Савченко.

Игнатьев кивнул:

— Я имел ввиду, что мы не должны сразу говорить ему, что пароль исполнителя планируется именно он. В процессе беседы надо выяснить у Макса, чем он мог бы быть полезен с позиции его сегодняшнего положения и доступа в круги, близкие к клике Тито… Как он себе представляет реализацию этой акции и кто мог бы, по его мнению, осуществить ее. То есть, это должен быть как бы нейтральный разговор, проверочный. Мы должны знать его реакцию на это дело… Он, конечно, догадается, что мы ориентируемся на него, что лучшей кандидатуры на эту роль у нас нет. И если он предложит себя, то, считайте, ваш коллега свою главную задачу выполнил. А если Макс будет уходить от этого дела, то через некоторое время мы должны повторно встретиться с ним и повести открытый, принудительный разговор. Но это надо сделать сразу после вручения Максом верительных грамот «Нерону». Тогда же можно будет для нашей с вами подстраховки вынудить его написать жене письмо, в котором он должен сообщить ей о намерении добровольно пожертвовать собой во имя нашей Родины… Итак, я жду от вас, Сергей Романович, новой характеристики на Макса. Ее должен подготовить на основании детального изучения всей его предыдущей деятельности тот ваш сотрудник, который будет беседовать с ним. Характеристика нужна для подготовки записки товарищу Сталину. Я сам напишу ее и доложу вождю. За вами, товарищи, остается разработка двух-трех вариантов осуществления покушения. На это я даю вам полтора месяца. Предупреждаю, никто, кроме нас троих и того оперработника, который будет писать характеристику на Макса и потом беседовать с ним, о готовящемся нами покушении на жизнь «Нерона» не должен знать… Все, вы свободны…