На провинции едва ли действовали разрушительно безумства Нерона[1049]. Тацит (Ann. XVI, 5) рассказывает, что прибывшие в Рим муниципалы и провинциалы с изумлением смотрели на происходившее в столице: видимо, там, вдалеке от центра государства, им это было неизвестно, да и не очень-то волновало. А достигнутым положением они, по-видимому, дорожили и не решались поставить его под сомнение своим участием в гражданской войне. К тому же в провинциях Нерон был довольно популярен. Известно, что в 58 г. он выступил с инициативой отмены пошлин, в том числе портовых, но противодействие сената помешало претворению этого замысла в жизнь (Тас. Ann. XIII, 50). Император все же принял ряд мер по ограничению произвола откупщиков и обязал провинциальных наместников разбирать вне очереди дела против них[1050]. Эти меры имели или могли иметь эффект в наиболее романизованной зоне с более активной экономической жизнью, теснее связанной коммерческими узами с Италией. Так что у жителей наиболее романизованной части Испании и Галлии не было особого резона активно поддерживать сторонника и в какой-то степени ставленника «злого» сената против «доброго» императора.

Еще важнее, как кажется, было объективное противостояние менее романизованным территориям с иным образом жизни и иной организацией. В провинциях сосуществовали итало-римский и туземный миры, и это требовало сплочения первого перед лицом второго. Поддержка туземного мира вызвала оппозицию итало-римского, и он остался более или менее лоялен к Нерону.

Победа Гальбы была победой сенатской аристократии, то есть республиканских элементов принципата[1051]. В известной степени Гальба возобновил прежнюю политику конца республики, когда поддержка провинциалов оплачивалась теми или иными льготами, включая предоставление гражданства. Испании Гальба уменьшил налоги. По-видимому, речь шла о снижении таможенных пошлин с 2,5 до 2%.[1052] Клуния, где его провозгласили императором, где в решающий момент он получил поддержку, была возведена им в ранг римской колонии[1053]. В Бетике Гальба создал муниципий Антикарию, учитывая, вероятно, стратегическое значение этого города, господствующего над дорогой, ведущей из Кордубы к портам средиземноморского побережья, особенно к Малаке[1054].

Убийство Гальбы явилось поражением сената и староримской аристократии. Пришедший ему на смену Отон опирался уже преимущественно на преторианцев и на некоторые верные ему войска. Хотя его правление было чрезвычайно кратковременным, новый император не оставил без внимания провинции, в том числе испанские. До своего присоединения к антинероновскому движению Отон был наместником Лузитании и поэтому хорошо представлял значение Испании в борьбе за власть. Он произвел новую дедукцию в Эмериту {Тас. Hist. 1, 78), причем наделы новых колонистов были не меньше прежних[1055]. С целью привлечения на свою сторону сенатской Бетики Отон вывел новых колонистов также в Гиспалис, а к провинции были присоединены некоторые города Мавритании (Тас. Hist. 1, 78), что должно было увеличить доходы Бетики. Этими мероприятиями он расчитывал укрепить свое положение в очень важной в экономическом и стратегическом отношении стране во время войны с Вителлием. Недаром Тацит (Hist. I, 78) пишет, что эти и другие подобные мероприятия Отона были рассчитаны на завоевание императором популярности. Тем большим разочарованием для Отона стал переход Испании и стоявших там войск на сторону Вителлия (Тас. Hist. I, 76).

Принципат Вителлия был кратким, но ярким эпизодом римской истории. Вителлий стремился объединить вокруг себя разные сословия, но активно его поддержал только городской плебс[1056]. И разгром и убийство Вителлия явились поражением римского плебса. Значительную роль в поражении Вителлия сыграла позиция Средней Италии, которая в своем большинстве поддержала его соперника Веспасиана. Это сказалось на последующих событиях.

Гражданская война, нанеся поражение двум основным консервативным силам — старо-римской сенатской аристократии и римскому городскому плебсу, — открыла пути для дальнейших реформ. И Веспасиан по своему происхождению, по своему характеру, по своему весьма реалистичному уму вполне подходил для проведения реформ, закрепивших результаты гражданской войны.

Новый император, по словам Светония (Vesp. 9, 2), «высшие сословия, и истощенные различными убийствами, и запятнанные старым небрежением, очистил и пополнил». Аврелий Виктор (Caes. 9, 9) утверждает, что сенаторов к тому времени осталось всего двести человек. Может быть, это число чрезмерно преуменьшено[1057], но в любом случае можно говорить о резком сокращении количества сенаторов, причем сокращение шло за счет наиболее знатных и старинных родов, бывших главными жертвами репрессий Юлиев-Клавдиев и малодетности, а то и бездетности сенаторских фамилий[1058]. Используя старинную цензуру (censu more veterum exercito), Веспасиан увеличил число сенаторов до тысячи, привлекая для этого, по словам Аврелия Виктора (Caes. 9, 9), лучших людей отовсюду (undique). Светоний (Vesp. 9, 2) уточняет, что и в число сенаторов, и в число всадников он включал достойнейших и честнейших людей из италиков и провинциалов, изгоняя при этом недостойных. Это привело к резкому изменению соотношения сил в высших сословиях империи. Если раньше старые сенаторы более или менее благополучно ассимилировали «новых людей» из италийских муниципиев и провинций, то теперь члены старой римской аристократии растворились среди новопришельцев. Практически весьма радикально изменился правящий класс империи[1059].