реакций указывает на важную роль убеждений запугивающего характера. То, что кажется нормальной реакцией на провокацию, на самом деле может быть вызвано скрытым страхом или неуверенностью в себе. Мать, которая излишне жестко ведет себя с непокорным, «бунтующим» ребенком, может руководствоваться предрасполагающим у к этому убеждением: «Если мой ребенок плохо себя поведет, я не смогу функционировать». У склонных к семейному насилию личностей, таких как Раймонд, имеются тайные страхи того, что жена их просто «съест по жизни», если позволить ей хоть какую-то критику в свой адрес. Осужденный, нападающий на тюремного надзирателя, боится оказаться в беспомощном положении. Наконец, человек, участвующий в гонениях на какую-то группу, убежден – обычно под влиянием пропаганды или действием мифов, – что преследуемая группа представляет реальную опасность.

Преципитация

До этого момента я, по большей мере, обсуждал то, как активируются убеждения, чреватые разными проявлениями враждебности; как скороспелые суждения и оценки непродолжительных внешних раздражителей могут приводить к враждебным реакциям; как конкретные значения, придаваемые этим раздражителям, могут быть оценены по вызываемым ими автоматическим мыслям. Кроме того, я коснулся других стратегий исследования данных проблем. Это все призвано помогать нам в выявлении психологических процессов, которые протекают во время типичных эпизодов, сопровождаемых выражениями гнева, злобы и враждебности.

Какие-либо предрасполагающие убеждения обычно не оказывают значительного влияния на мышление и чувства, пока не активированы. Внешнее событие, содержание которого перекликается с каким-то определенным убеждением, весьма вероятно его активирует. Когда Луиза (случай, описанный в главе 3) обнаружила, что ее помощник сделал ошибку, она пришла в ярость и подумала: «Он небрежен и должен быть наказан». Ее убеждение выглядело так: «Ошибки являются следствием небрежности». Однако еще одно, менее очевидное ее убеждение основывалось на страхе «Если мои подчиненные не выполняют то, что должны выполнять, они ставят под угрозу мой авторитет».

Иногда относительно тривиального события достаточно, чтобы вызвать сильный гнев, если предрасполагающее убеждение очень сильно. Один политический деятель, у которого развился крайне высокий уровень самооценки, обычно не обращал особого внимания на свои неудачи и нападки. Но когда один бывший сторонник, не сыгравший в его карьере значительной роли, перебежал в стан политического оппонента, он пришел в неописуемую ярость, а в его голове пронесся целый вихрь мыслей о том, как физически расправиться с «предателем». Активированное в данном случае убеждение состояло в следующем: «Если кто-то ведет себя нелояльно, – это удар ножом в спину». Из-за такой убежденности даже незначительное отступничество воспринималось серьезной угрозой.

Возможно, придется обойти ряд ловушек, чтобы выяснить, какие именно убеждения приводят к появлению чрезмерного гнева, выливающегося в применение насилия или нет. Одна из проблем заключается в том, что люди могут не признавать наличие у себя конкретных убеждений, считающихся признаком незрелости, предвзятости, или рассматриваемых в обществе как нежелательные по иным причинам. Более того, можно не знать об их существовании у себя, потому что, когда они активированы, то выражаются в форме того, что кажется действительной, верной интерпретацией ситуации, и поэтому рассматриваются не в качестве внутренних установок, а как нечто, полностью адекватное конкретным обстоятельствам и вызванное исключительно ими. Само осознание своих мыслей как интерпретации может вытесняться стремительной волной гнева и побуждением к действию. Люди часто «на автомате» воспринимают индивидуума другой расы, этнической или политической группы как более «низкого» – без осознания того, что их мышление находится под властью соображений типа «мы-против-них».

Иногда трудно точно определить фактическое провоцирующее событие. Искрой, из которой, по общему признанию, разгорелось пламя Первой мировой войны, стало убийство эрцгерцога Франца Фердинанда сербскими террористами. Однако более широкий взгляд на тот конфликт должен включать в себя учет как последующих, так и предшествовавших событий. Политическое убийство спровоцировало военное нападение на Белград со стороны Австрии, ощущавшей угрозу империи, исходившую от ее славянского населения. Нападение же на Сербию представляло собой угрозу российским панславянским амбициям и вызвало полную мобилизацию в русской армии. Руководство России также было очень обеспокоено союзническими отношениями Германии и Австро-Венгрии. Мобилизация на ее территории являлась прямой угрозой для Германии и спровоцировала всеобщую мобилизацию уже в этой стране с целью нанести превентивный удар по России до того, как последняя станет слишком сильной.

Цепочку спровоцировавших войну событий, якобы мотивированных враждебными действиями другой стороны, легче понять в терминах восприятия угрозы в адрес государства. Во всех событиях, предшествовавших Первой мировой войне, каждое вовлеченное в них государство ощущало для себя прямую или непрямую угрозу. Поэтому их реакции проистекали из убежденностей о своем уязвимом положении в большей мере, чем из целей утверждения собственного величия. А вот убеждения населения этих стран вращались вокруг патриотизма, собственной правоты и национальной гордости. В отличие от государственных лидеров, которые беспокоились о последствиях цепной реакции, гражданское общество подхватило эйфорию, связанную с открывавшимися возможностями отомстить за ранее нанесенные оскорбления национальной гордости, насладиться силой и властью, искупаться в лучах славной победы.

Автоматические реакции

Реакции на раздражающее событие дает обширную информацию о характере обработки информации у человека. В соответствии с когнитивной теорией, активированные убеждения приводят к автоматическому когнитивному ответу на провоцирующее событие. Процесс обработки информации состоит из нескольких стадий. Первоначальная протекает настолько быстро, что человек просто ее не осознает. «Микроскопический» подход к исследованию того, как разгорается враждебность, берет начало в работах Джона Барга и его коллег. Они обнаружили, что человек оценивает любой раздражающий фактор очень быстро, обычно в течение одной третьей секунды. В одном из своих экспериментов внешнее воздействие, воспринимаемое испытуемым как «хорошее», способствовало подтягиванию рычага к себе, а «плохое», по его ощущениям, способствовало отталкиванию рычага от себя[349]. Правдоподобное объяснение таких результатов заключается в том, что человек обрабатывает информацию об угрозе очень быстро и мобилизуется на отпор еще до того, как осознает ее существование.

Представляется, что в последующих экспериментах имеет смысл проверить, будут ли другие виды угрожающих раздражителей (например, вид обозленного лица) вызывать реакцию отталкивания. Подобного рода эксперименты способны помочь проследить, как развивается заряженный враждебностью ответ с самого начала. После первоначальной, «неосознаваемой» реакции человек обычно приходит в состояние «хорошего» или «плохого» образа мыслей. На данном этапе можно представить себе неоднозначный сценарий, аналогичный тому, который использовался в исследованиях Кеннета Доджа, и следует спросить испытуемого о его мыслях. Если был активирован образ мыслей, характеризуемый враждебным настроем, я бы предсказал, что у этого человека возникнут автоматические мысли о злом умысле обидчика.

Затем данный эксперимент следует распространить на следующий этап процесса обработки информации, где происходит уже сознательная оценка происходящего. При этом тестируется гипотеза о том, что сознательная интерпретация индивидуума может оказаться предвзятой – на основе существовавших у него ранее представлений и образа мышления. Положительные результаты подтвердили бы концепцию