После ухода Стаси Шамров так и остался стоять на улице, уставившись в одну точку, и лишь мелькавшая перед лицом сигарета говорила о том, что в его голове начался такой замес, что впору вызывать подкрепление. Разнесет всё к чертям и себя загонит в такие дебри, что днем с огнем не сыщешь. И то темное, самое плохое, что отыскал в себе после смерти Алёны, снова полезло наружу. Обволокло плечи, разум, проникло в душу. Напомнило о себе.

— Влад, — к нему подошел Максим, расчистил скамейку от снега и осторожно присел на самый край, — я что-то откровенно не врубаюсь. Настя остается здесь? — о случившемся узнал только что и по правде сказать, был в полном ах*е. Это ж хорошо, что всё так обошлось. А не дай Бог?!.. Сколько раз говорил: вестись на поводу у бабы хуже всего. Хорошо, что у него никого нет. Посмотришь вот так со стороны на такие отношения и заречешься на всю жизнь. Не захочется ни любви пламенной, ни обязательств, ни семейного гнездышка.

— Чего ты не врубаешься? — Шамров заторможено затянулся. Вопрос услышал, только не знал, с чего начать. Почтальонов уже и след простыл. Как их найти? Да никак! Подарить жизнь авансом. Тут без вариантов. А руки чесались. Всадить бы между глаз по пару пуль и освободиться от злости. Глядишь, и полегчало бы. Дернул уголки губ в мрачной усмешке и выдохнул горький дым, уставившись на алеющий кончик сигареты. — Продолжаем в том же духе. Только возьмите ещё пару человек для сестры и матери. И Макс, — посмотрел с холодным прищуром, кивнув на подъезд, в котором недавно скрылась девушка, — тут у меня самое ценное. Можно сказать, смысл жизни. Чтобы все на чеку. Вести вплоть до уборной. Я ясно выражаюсь?

Максим легким движением головы выразил понимание. Хотел сказать, что Влад может на него полностью рассчитывать. Но впервые в жизни слова не шли на ум. Судя по всему, дела действительно плохи.

— Яснее не куда, — только и смог выдохнуть, прикидывая в уме, кому можно доверить остальных.

— Пересмена когда?

— Через два часа.

— Хорошо. Народ проинструктируешь сам. И каждый шаг, каждое передвижение докладываешь мне. Чтобы не так, как сегодня и телефон постоянно при себе держи. А то в следующий раз я не буду таким понимающим.

— Бля, я думал, ты дал добро. Она такая счастливая была. Я и подумать не мог, что это игра.

Шамров в сердцах выругался. Подумать он не мог.

— Максим, жизнью своей отвечаешь, ты меня понял? — заиграл желваками, сдерживаясь из последних сил.

— Понял. Не дурак.

Стало подметать. Мелкие вихри медленно поднимались с земли и, достигнув уровня колен, ложились обратно на белое полотно, рисуя причудливые узоры. Мерзко. На душе, конечно. И тяжело. Нужно уезжать. Уже и сигарета выкурена, и Макс, прячась от промозглого ветра, нырнул в Ауди, а он всё стоял. А куда идти? Ориентир-то теперь утерян. Чувствовал себя самым настоящим бомжом.

Вспомнил сегодняшнее утро и едва не взвыл, сжав кулаки со сбитыми костяшками. И когда только узнала? С утра, когда позвонил кардиолог или уже днем? Дне-е-м. Однозначно днем. И на звонки не отвечала. Игнорила. Интересно, это Захарченко ей помог? Значит, добилась всё-таки своего. Всеми правдами и неправдами. Лгала, что всё хорошо. Он почувствовал, заподозрил неладное да не придал значения, был сбит с толку её отзывчивостью. А потом ещё и люди Витька…

Всё-таки замахнулся ногой по сугробу, взметнув столбы снега. Вспомнился звонок от Коновалова. Даже не звонок, а так, брошенное обвинение в неспособности защитить любимую женщину. Этих шестидесяти секунд хватило на то, чтобы окончательно озвереть. Ещё и Максим не отвечал. Испытал тогда такой страх, что до сих пор покалывало в груди. Хорошо, что Скотник был рядом и вовремя скрутил его, не позволил натворить дел.

— Успокойся! — повис он тогда на его плечах, выполнив захват через шею. — Успокойся… — и, выхватив телефон у обезумевшего Влада, дослушал самое главное, с чего стоило начинать. — Она жива. Слышишь? Жива…

— Отпусти!.. — дернулся, вырываясь из капкана. Как же он ненавидел этого хирурга. Смог всё-таки отомстить. — Да отпусти ты! Я спокоен.

— Ага. Ищи дураков в другом месте. Знаю я это твое «спокоен». Подожди малёхо. Остынь.

— Вот же *** и еб** я его придушу собственноручно, — прорычал Влад. Если бы не Лёшка, подоспевший во время и набросившийся с другой стороны — не красоваться Мишке голливудской улыбкой. А так… действительно заломили, не дали перестрелять полгорода. — Руки убрали, — прошипел сквозь зубы, вырываясь. — Я в норме.

Миша кивнул Гончарову, сместил вес своего тела и осторожно послабил захват, сковывающий движения Влада. Гончаров тоже отпустил. К их облегчению, Влад поднял руки, успокаивая не то себя, не то их.

И когда Мишка отошел на безопасное расстояние, замахнулся на него кулаком, потирая шею. Было впечатление, что ударит, но сдержался, с ожесточением хрустнув костяшками.

Алексей и себе отпрянул, не понаслышке зная, что под шамровскую горячую руку лучше не попадать.

— Мы найдем их, — пообещал, поправляя свитер. — Весь город поставим с ног на голову, но найдем.

— Как? — поинтересовался Влад, выравнивания дыхание, чувствуя, как адреналин покидает дрожащие руки. — У нас них** нет. Это такие гастролеры, как и Мажара.

Миша развалился на диване, посмотрел на Влада и успокаивающим голосом произнес:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты подожди чуток. Москва тоже не сразу строилась. Возьмем под прицел каждого, но Мажару найдем. Не забывай — в этой теме ты не один. Подключим все связи.

Если бы всё было так просто. Влад рухнул в кресло. В груди клокотало. Вены рвало от желания поставить с*ку на колени и сломать шею. Пришлось стряхнуть головой, прогоняя красную пелену перед глазами.

— Мы пустим слух, что я готов вернуть груз, — заявил решительно, рассматривая обручальное кольцо, и холодно улыбнулся. Что-то он заигрался в добропорядочность. Стал более мягкосердечным, что ли. — Лёш, толкни по своим каналам и ты, Миша, тоже. Сделаем вид, что повелись. Но сначала у меня есть одна мысль, — голос утратил привычную мягкость. Стал резким, жестким. В нем появилось такое звучание, такая сталь, что даже у Мишки мороз по коже пробежал. Не часто друзья видели Влада в подобном состоянии.