Графу Нейпергу было немногим более сорока. На нем ладно сидел гусарский мундир, который он обычно носил и который в сочетании с черной повязкой, скрывавшей пустую глазницу, придавал ему мужественности. Единственный глаз смотрел с живостью и проницательностью, а хорошие манеры, учтивость и вкрадчивый голос располагали к Нейпергу людей. И еще одна любопытная подробность: он был наполовину француз. Внебрачный сын графини Нейперг и французского офицера из аристократической семьи, Адам-Альбрехт родился в Вене и, непонятно почему, люто ненавидел Наполеона; женат же он был на итальянке Терезе Пола, от которой имел четверых детей.

Графу Нейпергу было предписано отвлечь герцогиню де Колорно (под этим именем Мария-Луиза отправилась в путешествие) от мысли о поездке на остров Эльба.

Бывшая императрица не могла не заметить, что за ней ведется постоянная слежка, поэтому граф поначалу произвел на нее не лучшее впечатление – ей хватило ума разгадать в нем австрийского шпиона.

Однако Нейперг не сидел сложа руки. В перерывах между лечебными процедурами он повсюду следовал за Марией-Луизой, носил ее зонтик, дарил цветы, расточал комплименты, смешил и сопровождал на длительных прогулках. Довольно скоро ему удалось завоевать ее расположение. Остроумный и галантный кавалер, он умел покорять женщин, и его ухаживания принимались Марией-Луизой все более благосклонно, несмотря на предупреждения и упреки мадам Монтебелло.

В обществе опытного соблазнителя добродетель бывшей императрицы подвергалась серьезной опасности, и Нейперг уже не сомневался в скорой победе и лишь ждал того дня, когда дочь Франца I станет его любовницей.

Это не мешало ему перехватывать письма Наполеона и отправлять их в Вену. Однако несколько из посланий супруга все же попало в руки Марии-Луизы. Мучимый непреодолимым желанием, император требовал, чтобы жена приехала к нему в кратчайший срок.

Представив себе свое прозябание на маленьком острове и сравнив его с безмятежным существованием, которое предлагал ей отец, Мария-Луиза без колебаний выбрала спокойную, размеренную жизнь в столице Австрии.

«Я буду счастлива приехать к тебе, – уклончиво ответила она Наполеону, – как только мне отдадут сына. В ближайшее время мне придется вернуться в Вену, где на Конгрессе будет решаться судьба короля Римского. Судя по последним известиям, Бурбоны хотят отнять у меня Парму… Я несчастна оттого, что не могу быть с тобой на твоем острове, который кажется мне недосягаемым раем. Поверь, я бы откровенно написала, если бы по собственной воле противилась поездке к тебе. Ты ведь меня знаешь, поэтому, прошу, не верь тому, что говорят тебе. Постараюсь приехать как можно быстрее…»

Это были неловкие, несвязные оправдания, выдающие смятение и нечистую совесть. Читая это послание, Наполеон, наверное, злился, вышагивая по своей спальне – ему, мечтавшему о восстановлении Империи, этот лепет о какой-то жалкой Парме казался полным бредом: неужто это все, на что мог бы в будущем рассчитывать его сын?!

Узнав о содержании этого письма, Нейперг улыбнулся. Теперь он был уверен в своей победе.

В начале сентября, за несколько дней до намеченного отъезда из Экс-ле-Бена, у Марии-Луизы не осталось ни малейшего желания посетить остров Эльба. Расстроенная, она призналась графине Бриньоле в том, что очень привязана к Нейпергу, и представила его как своего верного соратника, сражающегося на ее стороне за Пармское герцогство, за интересы ее и сына.

Приняв решение остаться в Австрии, Мария-Луиза еще два дня обдумывала сложившуюся ситуацию, после чего написала императору Францу I обстоятельное послание.

«Три дня назад, – писала она отцу, – я получила от императора письмо, в котором он велит мне немедленно ехать к нему на остров Эльба, где ждет меня и очень тоскует… Уверяю Вас, дорогой отец, мне никогда еще не хотелось меньше, чем сейчас, предпринимать это путешествие. Прошу Вас, скажите, что мне ответить императору».

Так совершилось окончательное предательство.

Последнее напоминание о супружеской верности и долге Мария-Луиза получила накануне отъезда из Экс-ле-Бена. Ей сообщили о смерти бабушки, низложенной королевы Неаполитанской Марии-Каролины, превыше всего ценившей семейные узы. Вспомнила ли Мария-Луиза совет старой женщины? Возможно, да, но доподлинно известно лишь то, что она расплакалась. Нейперг же оказался тут как тут с платочком и словами утешения.

На следующий день Мария-Луиза выехала из Экса в Австрию. По пути она посетила Лозанну, Женеву, Фрибур и Берн. Вечерами бывшая императрица позволяла себе романтические прогулки со своим спутником, чье присутствие она считала все более приятным.

В Берне ей нанесла визит Каролина Брауншвейгская, скандально известная жена не менее известного своими амурными похождениями Георга, принца Уэльского. Нельзя было и мечтать о встрече более подходящей, чем эта, для того, чтобы подтолкнуть Марию-Луизу к окончательному разрыву с мужем. Каролина и не пыталась скрывать свои любовные увлечения. Накануне отъезда в Луцерн принцесса Уэльская прибыла на прощальный вечер к Марии-Луизе, одетая в тунику из легчайшего шелка, слишком смело декольтированную для ее возраста.

Последовала ли Мария-Луиза примеру принцессы Уэльской или же ее увлечение Нейпергом превратилось в непреодолимую страсть – трудно сказать, известно лишь, что через три недели он стал ее любовником.

Двадцать четвертого сентября 1814 года маленький кортеж прибыл на озеро Четырех Кантонов в самом сердце Швейцарии, и путники отправились на гору Риджи в часовню Вильгельма Телля. Внезапно разразившаяся гроза заставила их искать пристанище в ближайшей гостинице. Они укрылись в «Золотом солнце», небольшом постоялом дворе, расположенном на горном склоне.

Кареты, лакеи в ливреях, гербы, титулы… все это произвело на хозяина невероятное впечатление. Застигнутый врасплох, мирно куривший трубку у камелька, он засуетился, не зная, как быть. А на него попросту не обращали внимания. Отовсюду слышались возбужденные голоса, сыпались приказы, бестолково бегали служанки, высокомерные дамы осматривали комнаты…

За окнами тем временем разразилась настоящая буря, яростные шквалы ветра и дождя били в окна небольшого горного приюта…

Во время ужина Мария-Луиза, заняв место напротив генерала Нейперга, обменивалась с ним взглядами, шутила и смеялась по пустякам. Она вела себя так, что сотрапезники смутились. Барон де Меневаль – преданный экс-секретарь Наполеона – чувствовал себя столь неловко, что, забыв об этикете, громко позвякивал столовыми приборами.

После ужина статс-дамам и лакеям пришлось решать сложную задачу – как разместить императрицу в маленьком горном шале, совершенно не приспособленном для принятия столь высокой гостьи: все небольшие комнаты выходили в один длинный коридор, из-за чего и возникла заминка, ибо нельзя было определить место для дежурного офицера, который по обычаю, установленному Наполеоном, должен был устроиться в комнате перед спальней императрицы, дабы при необходимости защищать ее.

Тупиковую, казалось бы, ситуацию с непринужденной улыбкой разрешила сама Мария-Луиза: каждый уйдет к себе, а дежурный офицер обоснуется на ночь у входной двери в гостиницу.