Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Желтые огни, черная ночь. Спать, спать, спать…
– Командир, командир! Там…
Он все-таки задремал, а когда открыл глаза, понял, что ночь и в самом деле еще не кончилась. Патруль! Не полиция – СС. Мотоцикл и трое с карабинами.
Водитель уже тормозил, на прорыв идти поздно. Да и толку? Все равно нагонят.
– К бою! Двое – вперед. Стрелять через ветровое стекло.
Старшой патруля неспешно подошел к окошку водителя, еще двое загородили дорогу. Оружие сняли с плеч, смотрят внимательно. Бдят! Сейчас главный потребует документы…
– Огонь! Огонь!..
Три выстрела слились в один. Нет, четыре, один из патрульных успел пальнуть в ответ. Не промазал – водитель ткнулся лицом в рулевое колесо. На миг все происходящее показалось чем-то нереальным, сном, кошмаром. Ведь почти вырвались!
– К машине! Раненых выносим первыми!..
Сам подошел к убитому водителю, забрал аптечку. «Эсэсы» недвижно лежат на тротуаре, улица пуста, но Александр понимал, что это ненадолго. Центр города, сейчас набегут.
Обернулся. Камрада Критцлера выводят под руки из автобуса. А где другой?
– Второй уже холодный, командир!
Белов горько вздохнул. Жаль, но если бы камрад умер через час, было бы много хуже.
– К машине, скорей, скорей!..
Сам выскочил последним, как капитан погибшего корабля. Пересчитал уцелевших – шестеро, он седьмой. Где проводник?
– Командир! – двое подскочили, толкаясь плечами. – Командир, мы… мы… Недалеко живем. Разрешишь?
Замполитрука подумал о раненом, но понял, что запретить этим двоим не сможет.
– Оружие оставьте в автобусе, патроны отдайте остальным. Удачи, камрады!
Пусть уцелеют!
– Внимание! Слушай мою команду!.. Уходим. Двое помогают Критцлеру, меняются через каждые десять минут. Пошли!
Где проводник?
* * *
– М-мы в Кройцберге, камрад. Тихий район, всякие художники живут. П-почти до места приехали, пройти еще немного.
Проводник (нашелся-таки!) явно испуган, даже заикается слегка. Но ведет уверенно, срезая путь через проходные дворы и узкие переулки. Шли строем с оружием за плечами. Камрада Критцлера вели под руку, забрав карабин. Он постанывал, но справлялся. Издалека, да еще ночью, маленький отряд вполне может сойти за патруль.
– Т-там надежно, тихо. Плохо, что еды не взяли, но в-вода есть…
Где именно «там», делиться, впрочем, не спешит. И не представился, ни имени, ни даже клички. Белов не стал осуждать. Все мы люди.
– Н-но только осторожно, осторожно. Никуда в-выходить нельзя и разговаривать тихо…
Наконец, в очередном переулке, замполитрука буквально вытряс из осторожного камрада подробности. Они не слишком вдохновили, но выбирать не приходилось.
– Я же г-говорю, осторожно надо…
* * *
Метро в Берлине открыли в начале века, причем строили не спеша и постоянно меняя планы. Линии обрывались, открывались заново, работы то и дело прерывали то война, то кризис начала 1920-х, то иные беды. В результате вырос настоящий лабиринт с тупиками и рельсами, ведущими в никуда. Если с «надземкой» все просто – разобрали и подмели, то подземные тоннели оставались в черной глубине, ненужные и забытые. Впрочем, не всеми. Местные бродяги и прочий криминал быстро свили там гнезда. Полиция проводила рейды и облавы, но без особого успеха.
В Кройцберге, тихом районе возле реки Шпрее, мертвых станций две. Беглецы шли на «Мориенплатц». В близкий «Ораниенплатц» не сунешься, после случившейся год назад перестрелки с загнанной в подземелье бандой там создан постоянный полицейский пост.
– Д-два-три дня надо потерпеть, – уговаривал проводник, чувствуя, что перспектива никого не радует. – А з-завтра продуктов подкину, хлеба, к-консервов. Будет врач, и его приведу, чтобы, значит, камрада подштопать.
Когда впереди из мрака вынырнул высокий дощатый забор, Александр остановил отряд и коротко обрисовал ситуацию. Проводник вновь заверил, что и еда будет, и помощь.
– Не пойду, – сразу же решил один. – Тесноты боюсь, не выдержу. Разреши, командир, одному удачи искать?
Белов не возражал. Камрад вскинул вверх правый кулак, поправил карабин на плече и сгинул во тьме. Остальные мрачно молчали, но вслух никто не протестовал.
– П-почти пришли, – попытался подбодрить проводник. – Стройка, очередную станцию к-копают, там лаз. Только т-тихо, тихо…
Александру представилась вечная ночь, сырость, стук капель, шорох крыс. Куда там «Колумбии»!
– Фонарик есть? – не выдержал он. – Нам оставите, а то совсем скучно будет.
Поглядел на то, что осталось от отряда. Пятеро… Лекарств и бинтов для Критцлера под землей тоже нет.
– Если… Если все согласны… Пошли!
* * *
…Ржавый металл поручней, железные ступени, влажный бетон стен. Вход оказался спрятан в маленьком кирпичном домике неподалеку от калитки. Тяжелая стальная дверь заперта, но у проводника нашелся ключ.
Вниз, вниз…
Желтый электрический огонь прыгал по ступеням. Фонарик держал в руках проводник, и Александр все время опасался, что уронит. Но обошлось, лестница кончилась, и вместо металла под ногами появился бетон. Узкий, плечи в стены упираются, коридор, по бокам – запертые железные двери.
– Уже рядом, – обрадовал проводник. – Совсем б-близко.
Луч фонаря внезапно исчез в густой тьме, потом вновь появился, высветив край асфальтовой платформы. Станция… Где-то далеко вверху, под сводами внезапно подала скрипучий голос птица, то ли вульгарная ворона, то ли сам Ворон из поэмы американского мистика По.
– Nevermore! Niemals!..[75]
Проводник повел влево, для верности осветив фонариком асфальтовый пол и стену в осыпавшейся плитке. Самый край платформы. Две двери, одна выбита, зияет черным провалом, вторая, деревянная, заперта. Проводник позвенел ключами.
– Сюда, к-камрады!
Коридор – и снова двери, по две с каждой стороны. Вдалеке послышался шум воды, словно под землей скрывался маленький водопад.
– Открыто! – проводник толкнул одну из дверей. – В-вода имеется, туалет тоже. Больше, правда, ничего нет…
Инструкции оказались просты. Мертвая станция не пустует, сюда заходят и бродяги, и шуцманы. Днем патруль появляется каждые два часа. Поэтому дверь предлагалось запереть изнутри на задвижку – и открывать только по условному стуку. Два-три-два! Для верности проводник показал сам и попросил повторить.
Пожал всем руки, вручил найденный в кармане спецовки завернутый в промасленную бумагу бутерброд, отдал фонарик. Белов мельком посочувствовал парню. Возвращаться ему придется во тьме.