кахгары действительно были Тварями редкими и крайне опасными: в негласном рейзерском табеле о рангах они числились в первой десятке наиопаснейших и наисильнейших. Помимо них, из смертельно опасных упоминались рирзы – помесь гигантской змеи и мутанта-осьминога с одной основной головой и несколькими второстепенными, плюющимися ядом и извивающимися, как отростки у медузы Горгоны. И еще хартары – крупные, почти на полметра выше кахгаров Твари с очень длинными лапами и почти отсутствующей головой, вместо которой на короткой шее сидела почти такая же пасть, как у выверны: вечно раззявленная, истекающая ядовитой слизью и всегда голодная. Только, в отличие от выверны, хартары были подвижны, быстры и практически неуязвимы. Поэтому по праву считались неуничтожимыми и наиболее смертоносными.

Очень мило, правда?

Обо всех этих подробностях мне по ходу дела методично докладывали Тени (еще пока я занималась на полянке), а теперь и Лин успевал вставить веское слово, время от время вспоминая особо смачные детали насчет пищевых пристрастий этих чудовищ, пока я пыталась держать невозмутимое лицо и честно не позеленеть от отвращения.

Но, к счастью, долгих лекций мне удалось избежать. Причем самым прозаическим образом, потому что на исходе дня мы наконец выбрались на некое подобие дороги и даже увидели первые признаки человеческого присутствия. В виде кучи старого мусора и поломанного тележного колеса, которое вряд ли годилось даже на растопку. А уже к следующему полудню, неплохо выспавшись за ночь и перекусив остатками даров леса, выехали на едва зародившийся тракт, где на глаза демону попался обшарпанный дорожный столбик, на котором виднелся полуистертый, потрепанный, крайне непрезентабельный кусок пергамента, где черным по белому было написано:

«Требуется рейзер. В Горечи́. Работа. Оплата. Договор».

Свесившись с конской спины, я сдернула не первой свежести объявку, с удовлетворением вчиталась и легонько хлопнула Лина по крупу.

– Отлично, друг мой. Вот и наш первый заказ.

Глава 4

Горечи́ мне откровенно не понравились – маленькая, унылая деревушка с десятком обшарпанных, наполовину вросших в землю домов, дырявыми заборами и десятком надрывающихся у околицы голодных псов, при виде тощих боков которых мне немедленно захотелось повернуть обратно. Уж коли собак еще не прогнали деревенские, значит, животины свои, местные. Но если тут свои живут в таком жалком состоянии, то что же тогда творится с остальными?

Людей по дороге почти не встретили – только одну хромую бабу с пустым ведром, почти бегом бежавшую от покосившегося колодца, да вдрызг пьяного мужичка, который мирно посапывал под криво стоящим забором. Женщина, как удалось разглядеть, была молодая, но закутанная, по обычаю, с ног до головы в местный вариант паранджи, из-под которой виднелась лишь небольшая часть лица и почему-то испуганные глаза. Взгляд у нее оказался затравленный, дикий, а движения такие суетливые, что мне стало не по себе. Тем более что при виде нас с Лином она резко остановилась, растерянно посмотрела на мой шлем и, бросив ведро прямо на дороге, исчезла в одном из домов.

Испугалась, что ли? Нас?! Выходит, Лин стал таким страшным? Или это у меня с внешним видом не очень?

Спустя пару минут из того же дома вышел еще один мужичок – мелкий, лысоватый, тощий, как глиста, с куцей козлиной бородкой и воровато бегающими глазками, взгляд которых, как только останавливался на тебе, невольно вызывал желание проверить, на месте ли кошелек. Одет он был просто, если не сказать – бедно: в протертые на коленках штаны явно не первой молодости и застиранную рубаху, первоначальный цвет которой я не смогла определить даже примерно. Рубаха длинная, серовато-бежевато-бурая, надета навыпуск, прикрывая ноги примерно до середины бедер, а поверх нее туго был затянут плетеный ремешок, создающий впечатление, что мужика очень долго не кормили, из-за чего плоское брюхо прилипло к позвоночнику.

В общем, не фонтан деревенька: такой вопиющей нищеты в богатом, по слухам, Валлионе я встретить никак не ожидала.

Староста (а «козлиный» мужичонка оказался именно им) не понравился мне еще больше, чем разваливающаяся, явно доживающая последние дни деревня. Ни замызганным видом, ни откровенно убитым домом, ни заискивающе-пришибленным взглядом, в котором, едва я отвернулась, промелькнула какая-то недобрая радость.

– День светлый, господин охотник, – расплылся в фальшивой улыбке мужичок. – А мы вас ждали.

Я спрыгнула на землю и, старательно отгоняя нехорошие мысли, подошла к крыльцу, на ходу доставая объяву.

– Здесь написано насчет работы. Что за работа? Где? Насколько потянет?

– А… да-да, – закивал староста, даже не взглянув на пергамент. – Конечно, работа… как раз для вас, господин… вы ведь рейзер?

– Нет, – сухо ответила я, испытывая сильное желание развернуться и побыстрее свалить. – Но работу сделаю. Что у вас случилось?

Взгляд мужичка оценивающе скользнул по моему скакуну и тут же засалился: Лин в своем новом обличье был невероятно хорош. Статный, рослый, с широкими копытами и настоящим огнем в глазах. На таких простые наемники не ездят. Такому самое место в конюшне какого-нибудь эрхаса. Неудивительно, что староста передо мной едва ли не приседал: на Во-Алларе, в отличие от Земли, заценивали в первую очередь не внешность, а то, чем ты вооружен и на каком коне приехал. И если моего неказистого меча никто пока не увидел (ножны были приторочены по другую сторону седла), то конь был отменным. А с этой точки зрения мое появление соответствовало ситуации, как если бы к престижному отелю бесшумно подкатил роскошный «роллс-ройс», а изнутри, небрежно хлопнув дверью, вылез Билл Гейтс в драных джинсах и огромной прорехой на волосатом пузе.

Думаю, не надо говорить, что к такому «нищему» разряженный в пух и прах швейцар кинется бегом, всем видом выражая готовность поддержать спадающие с важного господина шлепанцы. И плевать, что он небритый, плевать, что в дыру просматриваются красные трусы в горошек – богатого клиента видно издалека. И отношение к нему соответствующее, потому что одеваться при своих миллионах он может и в драную дерюгу: у богатых, как известно, свои причуды. А золото с серебром, может, и не любит совсем, поэтому и часы у него всего лишь платиновые.

– Так что за работа? – повторила я, когда староста с откровенным вожделением уставился на «коня».

Мужичок очнулся и снова закивал.

– Да-да… работа… конечно, мы же звали… не знали, правда, кто именно откликнется, потому что беда-то вот у нас какая… уж не сумели сами справиться, да и что тут сделаешь, когда все так идет и идет?

Я почувствовала, что начинаю закипать.

– Что? За? Работа? – процедила сквозь зубы. А потом решила, что если даже сейчас этот скользкий угорь сделает вид, что не расслышал, я возвращаюсь