зверь прыгнул на него, опрокидывая на мягкий ковер и разрывая зубами горло…

Климов, выплевывая изо рта куски окровавленной плоти, с трудом поднялся и посмотрел на Ингу. Губы и лицо девушки были вымазаны кровью. Саша повернул голову и равнодушно окинул взглядом обезображенный труп старика в олимпийке, затем он обернулся, осматриваясь вокруг, и повсюду взгляд его натыкался лишь на мертвые тела.

Инга молча подошла к окну, распахнула шторы и рванула на себя рамы. Вместе со свежим воздухом летней ночи в комнату ворвался рев динамиков из двора, где веселилась молодежь. Напряженно пульсировала бас-гитара, и низкий хриплый голос небрежно выкрикивал слова:

Not to touch the earth

Not to see the sun

Nothing left to do

But run, run, run,

Let’s run. Let’s run

House upon the hill

Moon is lying still

Shadows of the trees

Witnessing the wild breeze

Come on, baby, run with me

Let’s run

Run with me, run with me

Run with me, let’s run…[29]

— Бежим co мной, — произнесла наконец Инга. — Бежим, любимый, нам нет места в этом мире. Волк в городе может жить лишь в клетке. Наше место в лесу, где все так, как было и тысячу лет назад. То, что устроено людьми, слишком быстро меняется, портится, приходит в негодность, ржавеет и разлагается. Там, за окном, — дорога в вечность, а здесь… Они придут. Я уже слышу, как свистят тормоза машин. Впереди у нас свобода, за спиной — рабство. Нам не простят того, что мы волки, того, что мы хоть на миг можем сделаться свободными. Рабы не прощают таких вещей. Нас разлучат. А я не захочу жить без тебя. Я умру, а тебя раздавят. Сделают таким, как они все. Не лучше ли было тогда, чтобы он убил нас и ушел, посмеявшись над ними? — Инга кивнула в ту сторону, где лежало тело страшного убийцы. — Бежим со мной. Там, под забором, есть собачий лаз, я уже однажды воспользовалась им, когда тот не оставил мне выбора… Мне не нравится, когда меня насилуют.

— Похоже, что выбора нет и у меня, — усмехнулся Климов. — Ты права, мне тошно в этой затхлой пещере, хоть все окна раскрой, все равно не поможет…

— У нас обоих нет выбора, — сказала Инга. — Познание — власть, а власть не оставляет выбора.

— Как талант?

Инга не ответила, а только спросила:

— Бежим? Они уже близко, я чувствую, как хлопают ворота, как бесшумно снимают они часовых, оставленных Мехметом. Еще несколько секунд, и они окружат дом. Бежим?

— Бежим!

— Бежим, — повторила Инга, сбрасывая с себя маечку и расстегивая шорты. — Раздевайся, мы уходим навсегда. Нам больше нет нужды в этой фальшивой оболочке.

Климов проворно скинул одежду и вслед за Ингой ступил на подоконник.

* * *

— Оборотень, — произнес Орехов, склонясь над трупом старика в олимпийке. — Оживший покойник. Герман Кирьянович Безуглов. Однажды я уже опознавал его труп. — Поднявшись, генерал посмотрел в удивленные глаза майора Богданова. — Ты и не помнишь, поди? Маленький был, в школе учился. В автокатастрофе погиб первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Машеров… Вот она лежит, причина той автокатастрофы.

Майор ничего не ответил. А что тут было отвечать?

— Мехметов мертв, — сказал он, словно бы кто-то нуждался в этом заявлении. — Голову как бритвой срезало.

— Теперь мы вряд ли чего-нибудь от него добьемся, — покачал головой генерал и с грустью добавил одному себе: «Все, Орехов, пакуй вещички, такого тебе не простят».

— Климова и Лисицкой нигде не видно? — спросил майор своих сотрудников, осматривавших тела убитых. Хотя, зачем спрашивать? И так видно, что, кроме Мехметова и его подручных и этого вот странного старика с перегрызенным горлом и превращенным в кровавое месиво запястьем правой, все еще сжимавшей мертвыми пальцами пистолет, руки, в гостиной никого нет.

— Тут одежда чья-то валяется, товарищ майор.

Богданов взял из рук сотрудника черные джинсы и рубашку. Размер вроде подходящий, а это женское…

— Похоже, догола разделись, — пробормотал Богданов.

— Купаться, что ли, пошли? — бросил кто-то.

— Что еще за шуточки? Надо осмотреть все вокруг. Не уйдут.

Последние слова майор произнес с сомнением.

Эпилог

— Пойдем, пойдем гулять, Филя, — проскрипел Мартын Иванович, надевая ошейник на сироту Флибустьера. — Пока, брат, у нас так: шаг влево, шаг вправо… Ты хоть и умной пес, а волюшку почуешь да и забежишь куда… А енти понаехали опять. Рыщут все. Лучше б утихомирили дебоширов, полночь скоро, а у них все грохочет. Так нет же… — продолжая ворчать старик, выводя пса на улицу и украдкой оглядываясь по сторонам, хотя чуть ли ни всему поселку было известно, что старик пригрел у себя собаку. Сожрала овчарка хозяина или нет — кто знает? Не видно ее и ладно. Хотя некоторые, проявляя жалость, начали уже носить Перегудову кости. Каждому такому доброхоту сторож, прижимая к губам палец, доверительным шепотом сообщал, что собачка-то не виновата, что людей-преступников искать надо, и просил никому не раскрывать его страшную тайну.

Отойдя подальше к лесу, старик в сердцах произнес:

— Опять кого-то на даче той ловят. Не уймутся! Все им собаки виноваты, вот язви их в душу… Однако чую я, Филя, скоро тебе амнистия выйдет, заживем мы тогда… Эх и заживем…

Поднялся ветер. Из-за рваных темных облаков выплыла полная луна, и где-то очень далеко, в лесу, раздался волчий вой.

Очень сильный, матерый, серый с черным чепраком самец волка так и прыгал, так и вился вокруг своей самки, серой с большими рыжими подпалинами волчицы. Купаясь в серебре лунного света, они бежали все дальше и дальше к опушке леса, откуда звал их голос собрата.

Выйдя за пределы поселка, туда, где домов уже не было и где начинался заливной луг, Мартын Иванович совсем было собрался спустить собаку с поводка: пусть пес порезвится, а то ведь приходится бедолаге целыми днями лежать. Осторожный старик на всякий случай решил осмотреть окрестности. Вдруг чего?..

Перегудов буквально остолбенел, не поверив своим глазам. И выпил-то ведь немного… Из чего, гады, водку гнать учали? Ах, сволочи! Старик зажмурился, вновь открыл глаза, но это не помогло: он опять увидел всю ту же, приведшую его в полное изумление, если не сказать хуже, картину.

Прямо по заливному лугу, подставляя обнаженные тела лунному свету, смеясь и резвясь, то обвивая друг друга руками, то хватая друг друга губами за мочки ушей и заливаясь слезами радости, бежали высокий широкоплечий мужчина и худенькая, стройная, казавшаяся совсем миниатюрной рядом со своим приятелем девушка.

Весь