знал, старый лис: ободрить короля просто необходимо, не переносит он мрачных выводов. Должен что-то бодрое, положительное услышать, не то — через минуту будет скандал, истерика… И барон произнес:

— Ваше Величество, я позволю себе заявить: Совет Короны верит в своего молодого лидера! В его незаурядное политическое чутье, в его редкую для столь юных лет дальновидность… К этому я рискнул бы добавить удивительную, спасительную для всех нас способность принца ставить интересы королевства в целом превыше всего…

Едва ли принц слышал это ясно — он смотрел на Золушку. Затем — на фотокарточки, лежащие перед ним, порванные и уцелевшие. И опять — на Золушку…

— Может быть, я льщу принцу, господа? Или идеализирую его? — повысил голос грозный карлик и поглядел так, чтобы эти раскисшие и перепуганные министры соблаговолили поддержать его! Чтоб включили мозги, черт возьми, если это вещество не у всех еще протухло…

Тут Бум-Бумажо почувствовал: его минута настала. Он взял слово, чтобы перепеть на свой лад только что сказанное, во много раз усиливая. Король узнал, что «кризис на Кисломолочных островах делает его сына поистине героем нашего времени». «Прямо на глазах, вот в эти минуты!» Была выражена уверенность, что королевская печень — в надежных руках… Равно как и желудки всех подданных пухоперонской короны вместе с их кошельками!

— И заодно с казной, — вставил министр финансов. — Для казны наш принц может такое сделать… Никто такого не может!

И все загудели: с таким принцем не пропадем!

Король с надеждой и гордостью поглядел на Лариэля:

— Сынок, слыхал, что говорят? Вся держава на тебя смотрит, ты уж не подкачай. В общем, вы тут решайте, господа, а мы поехали. Давай, милая, разворачиваться. Доскажешь мне ту сказку, что начала… Ой, она столько сказок знает, моя невестушка! Но вы тут решайте этот вопрос принципиально! Да, сынок? Без этой, знаешь, интеллигентской мягкотелости… Успеха вам!

Дуэль за похвалу

Золушка развернула королевское кресло. Однако в самых дверях притормозила, оглянулась… С мужем неладное что-то, чувствовала она.

— Ваше Высочество! — Ее голос прозвучал тут в первый раз, причем в абсолютной тишине. — Лариэль… Вам что — трудно, нехорошо? Вы так странно молчите… Это не из-за меня неприятности? Может быть, мне лучше уйти?

— Вот умница! — негромко произнес кто-то…

Немногие поняли сразу, какая мина была задета и приведена в действие в эту минуту. Принц стал багровым:

— Что? Повторите, пожалуйста, она не слышала! Тут, дорогая, похвалили тебя… великодушно. Ты вот что: увози, увози папу. Я уже скоро закончу тут…

Двери за креслом короля и Золушкой закрылись.

И принц стал допытываться, кто именно сказал его жене «вот умница». По его тону и виду можно было понять, что автор этой реплики будет иметь бледный вид. А потому — не спешил высовываться.

Тетушка Гортензия, сделав простецкое лицо, удивилась: а что — лучше было бы, если б про нее сказали — дура?

— Вы, тетя, из меня-то самого не делайте дурака! — отвечал принц, по-настоящему разгневанный. — Моя жена спросила: «Может быть, мне отсюда уйти?» — и ей на это было сказано, что она «умница»! Трусливо сказано, исподтишка! И мне желательно объявить автору этого комплимента, что он — гадина, вызвать его на дуэль и заколоть еще до обеда! Но он растворился. Вы, господа, спрятали его…

В этот момент вернулся мрачный, подавленный генерал Гробани. Тихонько… даже не все заметили, как он вошел.

— Так вот, имею честь сообщить, — подытожил принц с откровенной ненавистью. — Я от всей души презираю ваше сплоченное большинство, господа… и его дурно пахнущее мнение! Странная война.

Но эти слова не успели обратить их в пепел (а со стороны казалось, что должны). Это впечатление было перекрыто новостью от генерала Гробани:

— Господа! Они уже обстреляли наши полевые кухни! Мне только что доложили… Может, это и не война еще, но уже и не мир. Два часа назад, господа… Из какого-то неслыханного автоматического оружия.

Была немая паническая сцена.

— Наши растерянно захлопали из своих мушкетов, — продолжал старый вояка. — С таким же успехом могли бы — из рогаток мальчишеских…

Возмущенный голос Эжена де Посуле был единственным, кто отреагировал на эту новость вслух:

— Но, господа, это же дико! Так никто же ни к кому же не сватается же. Тем более к женатому человеку…

Принц Лариэль сказал хрипло:

— Совет Короны окончен. Я устал.

В молчании расходились члены Совета… Задержался один только генерал, он склонился над принцем, который обессиленно сидел один у стола.

— Ваше Высочество… — Начало было пробное, осторожное. — Вот мне лично нравится выбор ваш: славная, чертовски славная девушка, — признался генерал. («Моему бы шалопаю такую!» — мелькнула в седой его голове завистливая мысль: его сын был женат уже в третий раз и опять не слишком удачно.) — Красиво вы сейчас закончили: презираю, мол! Только это бесполезно, вы уж поверьте старому служаке. Все равно что кисель бритвой резать. Все равно как мушкету нашему презирать их автоматическое оружие…

Генерал вздохнул и вышел. Принц продолжал сидеть.

* * *

Глава четвертая. Про скачки с препятствиями, про эгоизм на пенсии и про сорок тысяч кусочков, составляющих одного короля…

Король и Золушка с балкона наблюдали за принцем, который проделывал конно-спортивные упражнения, все более смелые с каждым разом… Королю нравилось! Параллельно своей загипсованной ноге он держал подзорную трубу. Звон копыт, отбивающих бешеный галоп, доносился сюда так четко, будто Лариэль скакал совсем рядом и специально для них, чтобы они оценили. На самом же деле он и не знал, перед кем выступает на красавице-лошади по имени Карма…

Неспокойно было за него Золушке.

— Для чего он ее на дыбы ставит?! Форсит просто? — спрашивала она свекра. — Или… или это он к сражению готовится? К войне?

— Скажешь тоже… Просто через что-то высокое мальчик норовит перепрыгнуть, — успокаивал ее больной король. — Не верю я, дорогуша, ни в какую войну, Балтасар ее сам боится: как только он победит нас, ему всех нас придется кормить! Ну а если все-таки… Тогда нам готовиться недолго: простыней на флаги нарезать да вывесить!

Его Величество поманил Золушку к себе, чтоб доверить секретное:

— Мой генерал Гробани постоянно носит ее в портфеле — простыню на случай войны. Свояченица мне говорила… Слушай, а где мой чернослив?

— Уже кончился? Какой вы быстрый… я ведь недавно совсем приносила…

— А блюдо? Мельхиоровое блюдо — думаешь, я и его заодно слопал? Колесили мы с тобой на той половине, там и забыл…

Золушка сказала, что пойдет поищет блюдо, но Алкид Второй не