в них сгорает… не овес и не сено, во всяком случае! А чем можем похвастаться мы? У нас — четырнадцать способов приготовления гуся! Анна-Вероника моя — чистый ангел по части терпения и заботы, она добрый гений домашнего очага… Но сейчас не эти, совсем не эти таланты требуются! Проклятье… проклятье… сто миллионов проклятий!..»

Два его внутренних голоса то выкрикивали, то шептали эти последние слова и еще другие, гораздо худшие; они как бы схватывались, сплетались, норовя придушить друг друга!

Опечатки неопытной принцессы

Вдруг какие-то шорохи за дверьми заставили Лариэля застыть, а потом распахнуть обе створки энергичным рывком. На пороге стоял карлик — барон Прогнусси. Своим шелестящим баритоном он заговорил: «Ваше Высочество… я осмелился… в такой час…» — а между тем смущения никто не приметил бы в его глазах, даже если б не мешали очки с зеленоватыми стеклами.

— А я чуть было не возвел напраслину на свою жену! — сказал Лариэль покаянно. — Решил, что это она подслушивает… Вообще-то, это было бы удачно, не правда ли, барон? Ловко было бы, своевременно… Если б за руку удалось поймать: ага-а, шпионишь за августейшим мужем?! Хоть какая-то зацепочка… А то ведь не в чем упрекнуть это святое создание, на самом деле святое… Ну не за что обидеть ее, хоть тресни! А обидеть надо, не так ли? Отчего у вас такое лицо, барон, словно вы не вполне меня понимаете? Вы же у нас на редкость понятливы…

Прогнусси сказал, что просто не был готов к такому бурному приему… Принц отвечал, что барон заслуживает еще и не такого! И вернул его — похоже, насильно — к прерванной теме:

— Так надо обидеть, барон? Придется? Беззащитную доверчивость раздавить каблуком? В клочки разнести ее счастье? Про свое-то я уж и не говорю… Вы не прячьте, не прячьте глаза! Не слышу ответа!

Кто-кто, а укороченный матушкой-природой шеф тайной полиции не был мямлей в политике. Но сейчас он именно мямлил, иначе не скажешь:

— Это не по чьей-либо злой воле, мой принц. Обстоятельства…

Принц перебил его, чтобы вцепиться в это последнее слово яростно и даже с каким-то сладострастием:

— Вот-вот, «обстоятельства»! Именно они. Слово отменное… все объясняет, решительно все. — И Лариэль ехидно изобразил такую беседу двоих, Икса с Игреком:

«Помилуйте, сударь, вы же сделали подлость!» — «Что вы, сударь, разве я способен? Это не я, это обстоятельства так неудачно сложились…» — «Ей-богу? A-а, ну тогда — пардон… Если не по своей охоте свинячить, а в силу обстоятельств — свинство, конечно, отмывается добела!.. Тогда тысяча извинений и позвольте выпить за ваше драгоценное здоровье!» Так, барон?

Карлик молчал. Сколько бы принц ни сверлил его угольным взором — отвечать на это было нечего. Мораль, нравственность — барон Прогнусси сроду не имел высоких баллов по этому предмету, он, знаете ли, практик, а не трепач и не самоед…

— Так какую же мерзость мы с вами сварганим за эту ночь? Думайте же, сочиняйте, отрабатывайте ваше жалованье и ваш творожок… чтоб вас всех вспучило от него!..

Прямо так и выразилось Первое на сегодняшний день лицо королевства. Однако Сточетыресантиметрастраха не покраснел и не побледнел. Принцу нужно разрядиться? Именно в него, в Прогнусси? Пожалуйста, не жалко, он — воспитанник невзлюбившей его мачехи-природы и секретной службы, не рассчитанной на белые перчатки, они обе вымуштровали его, он не раскиснет, выдюжит…

Вслух же барон сказал, что совсем по другому вопросу потревожил принца в такой час. И что за дверью остался еще господин Бум-Бумажо, не рискнувший войти…

Лариэль отмахнулся: по министру свежих известий он ничуть не соскучился. К черту! И другие вопросы — к черту, пока этот вопрос так бездарно решается и так бессовестно!

— Смотрите, вот я перечитываю «шпаргалку», что вы мне подсунули… Тут же все смехотворно мелочно… притянуто за уши… Ну вот, пункт второй: «Пила чай с прислугой такого-то числа…»

Пункт четвертый: «Грызла семечки»… И все в таком роде… Вот под этим предлогом вы и разведете нас?!

Длинное костистое лицо коротышки изобразило улыбку. («Любая лошадь улыбается обаятельней», — подумал Лариэль.)

— Это, конечно, мелочи, вы правы. Я бы сказал, опечатки в поведении принцессы, допущенные по неопытности. Только и всего. Но почему вас заботят формальности, мой принц? Предлогом ведь может быть что угодно. Например: что ее семья представила фальшивый пергамент о своем графском достоинстве! Когда это обнаружилось, вас это возмутило, допустим…

— Как?! Это же мы, наоборот, им представили! Я! И вы считаете меня способным на такие фокусы?

— Виноват. Я так рассуждал: ежели бедняжке суждено потерять вас — потерю графского титула она куда легче перенесет… Но оставим это. Развода не будет вовсе, в нем нет нужды.

Принц не понял: как так? венчанье-то было? И свадьба была… И карлик там был… И еще многие десятки людей… В ответ глаза Прогнусси сделались ледяными, а улыбка на лошадином лице осталась, будто приклеенная; он спросил:

— Кто это засвидетельствует, мой принц? Кто захочет и кто решится вспоминать? Вы знаете таких? Я — нет…

Принц подумал: странно, что меня до сих пор не вырвало от всего этого… Он не заметил, что, не дождавшись приглашения, барон позволил себе сесть — раньше, чем сам Лариэль устало опустился в кресло. Карлик только сидя чувствовал себя ро́вней другим людям…

— Простите, мой принц, вам покажется, что я отвлекаюсь, но это не так. Знакомо ли вам имя такое или прозвище — Золушка?

— Откуда вы его выкопали?

— Из допроса одного юного злоумышленника, схваченного нами час назад, — отвечал коротышка.

— Да? И кто же он такой?

Сон кошмарней действительности? Вряд ли…

Барон рассказал: схвачен мальчик, ему лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Ребенок, словом. Шалун. Но брать его пришлось силами не двух, не четырех, даже не десяти солдат… Стыдно выговорить: насилу оказалось достаточно для этой мелкой полицейской акции… принц не поверит, пожалуй! — целого эскадрона! Да и то случайность помогла: обманом удалось выбить у малолетнего негодяя из рук инструмент его дьявольских проделок! А до этой минуты неведомая сила отбрасывала солдат от озорника!

Укороченный барон раскрыл футляр, какой бывает у флейтистов. И достал палочку с перламутровой рукояткой.

— С виду, знаете, ничего особенного… ну факир из рыночного балагана, ну гипнотизер — решили мы все. Но его техника! Это надо видеть, мой принц…

И тут голос самой Золушки заставил вздрогнуть обоих — плачущий, срывающийся от страха и горя, он приближался быстро, поскольку она бежала: «Лариэль!.. Лариэль!.. Я боюсь, Лариэль! Где ты?!»

Золушка вбежала в ночной