— Упустила я Люта, — сказала обережница. — Сбежал он, едва мы от Брод отъехали. Стегнул меня прутом по глазам и был таков…

Клесх удивленно поднял брови:

— Чего так рано? Уговор был, что на обратном пути сбежит. И по глазам тебя хлестать не разрешали ему. Случилось чего?

Девушка провела рукой по отросшим волосам.

— Случилось. Сперва всё, как уговаривались, шло — он несколько раз перекинулся, чтобы волки почуяли своего и похоже было, будто мы таимся, но по глупости сами себя выдали. Они глядели, я следы видела возле стоянок… Потом сделали несколько облав, он помогал снять с лёжек дикие стаи. Выводила я и псят за тын, спускала на него… А затем, до того как в Броды приехали, на меня из чащи Ходящий вышел. Велел передать Люту, что Мара наделала беды и ушла из стаи. Я сперва думала — говорить ему или нет? Потом решила — скажу. Не просто же так этот оборотень явился. Сказала. Лют сперва было обиделся, потом вроде как отошёл… Но когда из Брод выехали, попросился перекинуться. Думала, припекло его, да и луна в силу входила, он беспокойный стал. Но только науз сняла, получила веткой по глазам… А пленник в чащу утёк.

Глава слушал девушку спокойно. И по лицу трудно было судить — гневается или нет. Хотя, что гадать. Конечно, гневается… Лесана смотрела прямо. Чего уж теперь.

— Напомни мне, — спросил, наконец, Клесх, — ты рассказала ему, что с обозом, который поедет на старую гать, повезут сестру Серого?

Обережница кивнула.

Крефф покачал головой, а потом открыл безыскусный ларец, стоявший на столе. В ларце этом обычно хранилась береста для сорочьих грамоток. А сейчас Глава вынул из него видавший виды нож с берестяной рукоятью.

— Твоя пропажа? — спросил Клесх, испытующе глядя на выученицу.

Глаза её распахнулись, став ещё больше.

— Моя, — растерянно отыветила девушка. — А… откуда?

— Так от Рада — бродского воя. С оказией прислал.

Лесана, с трудом выталкивая слова, произнесла:

— А… у него…

— А ему Лют принес, — предваряя дальнейшие расспросы, ответил Клесх. — Прямо в теле. Рад в лугах Поречья на ночлег остановился, твой беглец к нему и вышел. На, говорит, отдай хозяйке, а то, поди, расстроилась.

Лицо девушки вытянулось и мысли замелькали в глазах с такой скоростью, что Глава рассмеялся:

— Лесана, вот есть же бестолковые девки! Лют-то шустрее твоего соображает. Вы побег его устроить должны были на обратном пути, чтобы, когда он в стаю к Серому вернётся, с него взятки были гладки, мол, пленили, измывались, тайком возили из города в город, собаками травили, приневолили стаи на Охотников выводить, но, вот, выждал миг удобный и сбежал. И слова эти всякий оборотень, который вас по пути встречал и от города до города вёл, подтвердил бы. А тут кто-то вышел на вас, сказал про Мару. И ведь как гладко, аккурат после этого он сбегает! Если бы и старались лучше придумать — не получилось бы.

Обережница медленно заливалась краской. Во-первых, оттого, что Глава волей-неволей отозвался о ней так же, как отзывался Лют. Во-вторых, теперь произошедшее представилось девушке совершенно в ином свете, в том, в каком ранее она и не рассматривала. всё-таки правы и Лют, и Клесх. Бестолковая она.

— Так ведь он молчком! — вдруг оживилась девушка. — Ни слова не сказал! А уговор был…

Клесх покачал головой, досадуя её тугодумию:

— Из тебя лицедейка ещё хуже, чем лукавица. Хвала Хранителям, он это быстро смекнул.

Лесана тем временем нерешительно коснулась ножа, с которым давно уже попрощалась. Теплая рукоять уютно легла в ладонь. Обережница снова посмотрела на наставника:

— Значит, Лют сделает, как обещал?

Крефф развел руками:

— Скоро узнаем. Он — зверина хитрая. И, думаю, как бы дело ни выгорело, примкнёт к тому, кто окажется сильнее.

Лесана все это время разглядывала нож, гладила пальцами клинок, отыскивая новые зазубрины, осматривала — не покрылось ли железо ржой. Когда Глава замолчал, девушка спросила:

— А если Лют обманет? Если Серый приведет стаю, зная, что мы его ждем?

Клесх пожал плечами:

— Приведет — встретим. Опять же Мара — сестрица Лютова ненаглядная — нынче в Крепости. Так что на месте брата я бы многажды подумал, прежде чем козни Цитадели строить.

Лесана открыла было рот, расспросить наставника о Маре, о том, какими путями привело её к обережникам, но Глава уже повернулся к Тамиру:

— А ты чего стоишь с таким лицом, будто родную мать упокоил?

Колдун, который всё это время безучастно глядел в узкое окно, вздрогнул. Он перевёл растерянный взгляд на человека, задавшего ему вопрос, и теперь безуспешно силился собраться с мыслями. Наконец, совладал и произнёс сипло:

— Глава, муторно мне, рассудок туманится. Ты позови наузников. Я расскажу, что вспомню.

Клесх с удивлением посмотрел на Лесану, а та без слов вздернула Тамирову рубаху, показывая вырезанную у него на груди резу.

Руська нынче удрал от дядьки Донатоса, ибо наставник, вместо того, чтобы взять паренька в мертвецкую, заставил его зубрить заклинание. Да ещё такое заковыристое, что весь язык стешешь, покуда выговоришь. Одним словом, морока. Вот мальчонок и улизнул незаметно, едва крефф отвернулся к старшим ребятам.

Взрослые парни, конечно, видели, что паренёк решил сбежать, видел это и Зоран, который был нарочно приставлен следить за молодшим. Но никто недотепу не выдал. Пожалели. Дитё все ж. А Руська по дурости-то сперва убежал, а потом уж подумал: ведь Зорана наставник, пожалуй, высечет, что не уследил.

От этой запоздалой мысли Русаю сделалось горько и гадко на душе. Так гадко и так горько, что он, вместо привычной охоты на ворон, отправился на конюшню. Ибо тоску его мог понять и разделить один человек во всём свете — Торень. Уж он-то умел тосковать с полным знанием дела.

Мальчонок не прогадал. Конюх сидел на узкой скамье возле старой клети, в которой хранили овёс для лошадей, и скорбно вздыхал, вертя в пальцах какую-то железяку.

— Пришёл? — спросил конюх безо всякой радости. — Ой, горемыка ты… Одни кости да глаза во все стороны торчат.

Руська решил не сбивать мужика с горестного расположения духа, а потому не стал уточнять, каким образом глаза могут торчать во все стороны. Вместо пустопорожней болтовни он сел рядом с Торенем и тоже пригорюнился.

— Вот, погляди, — вздохнул конюх. — Это вот что? Я тебя спрашиваю, а?

Мальчик поглядел. В руках у собеседника оказалась ржавая железная колючка.

— Не знаешь? — спросил Торень, хотя и без того ответ был очевиден. — А я тебе скажу.

Конюх ещё раз покрутил колючку перед глазами и возвестил: