Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во всяком случае, Фэрфакс так и думал, приглашая Черчилля на военный совет. Ну и еще с пяток полковников и генералов.
Как проходят такие советы?
Карта, кубки, вино, нехитрая закуска, споры, ругательства. Раньше, во всяком случае, именно так. А в этот раз… Да и в этот раз примерно так же. Ели, пили, спорили, сходясь на одном и том же – что завтра надо на штурм, использовать кавалерию и бить самозванца в хвост и гриву.
Как вдруг…
Первым яд подействовал на самого молодого. Джон Черчилль захрипел, схватился за горло, повалился на пол. Остальные в ужасе смотрели на него. Потом поняли, бросились искать лекаря, но поздно, поздно…
В единый миг армия короля осталась без командования. А слуга, подсыпавший яд в вино, удалился в темноту, хитро улыбаясь. Ну, отравил он своего господина. И что?
Бог простит честного протестанта. А увесистые кошели с золотом немало в том помогут. Хватит и слуге, и его семье… Искать? Искать, может, и будут. А может, и нет. Ну кто обращает внимание на слуг? Это ж вечные подай-принеси, пошел вон, не мешайся! А что у них есть воля, разум, чувства… Это касается кого-то из благородных?
Когда, например, лорд и граф прижимает к стене смазливую служаночку и не слушает ее лепета, что она честная жена? А она-то и впрямь – честная. И каково при этом ее мужу?
И ведь не поднимешь руку, не ударишь супостата! Остается только терпеть и смиряться!
Тут и червяк бы зло затаил. Только вот укусить червяку нечем. А процесс превращения его в полноценную змею прошел, когда на него вышли сторонники Монмута. И предложили много денег за пустяковую услугу. И даже помощь в переезде из страны.
Мэри с детьми уже была во Франции. Он тоже не задержится. Где Ньюберри, там и Бат, а оттуда – в Бристоль и на корабль. И прощай, Англия.
* * *
В это же время другой человек, поглядев на трупы, неторопливо раскурил трубку и, пока все бегали и переживали, вытряхнул по-простому из нее горячие угольки на край одного из шатров.
Долго пожара ждать не пришлось. Полыхнуло весело, активно и ярко. Что и стало сигналом для Монмута. А сам поджигатель по-английски растворился в истории. К чему известность?
Он – скромный герой неизвестной войны.
Джеймс Монмут, получив сигнал и напутствие от своего советника, ждать не стал. Первыми на штурм ринулись повстанцы из новоприбывших.
Прямо через заранее разведанный брод, с ревом и воплями.
Мягко говоря, королевская армия растерялась. Ну, толпа. Но… командир убит, командовать некому, а армия без головы – та же обезглавленная гадюка. Туловище еще извивается, а вот укусить…
Если бы нашелся кто-то решительный, крикнул бы, взял все в свои руки!
Но откуда?
Дефицит был в армии Якова на умных и решительных. Ибо «подчиненный должен вид иметь лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство»[26].
Так что в сторону ополченцев ядра не полетели. Не успели. Было сделано несколько десятков выстрелов, потом добровольцы переправились-таки через реку и началась жуткая в своей бессмысленности и беспощадности резня.
Тем временем Джеймс Монмут повел кавалерию в обход. Надолго ли хватит ополченцев против регулярных войск? Нет. Ненадолго. Но если войскам ударят в спину…
Что и произошло. С одного фланга ударила пехота, с другого сцепилась с королевской кавалерией конница – и к утру армия Якова просто перестала существовать.
Монмут был горд и счастлив. И даже мысли о не вполне честной победе не омрачали его разум. Честь?
Да плевать!
Поверьте, историки напишут…
Они покрасят в белый цвет самую черную грязь, лишь бы та победила. А Монмут видел себя победителем…
* * *
– Государыня, письмо из Англии.
Софья быстро вскрыла трубочку голубиной почты. Проглядела. И расплылась в улыбке.
– Ах, как хорошо!
Теперь можно заслать еще больше агентов в Англию для вербовки. Можно вместе с испанцами и португальцами как следует начинать осваивать колонии. Можно…
Монмут, разбив королевские войска, победным маршем идет на столицу! Яков в панике!
Великолепно!
Секретарь опять поскребся в дверь.
– Государыня…
Второе письмо было уже обычным. Только по краю свиток оторочен красной каймой.
Срочно!
Софья сорвала ленту, пробежала глазами и чертыхнулась.
– Нет, ну как неудачно!
Вот уж воистину, все прибыли уравновешены убылями. Они и… того-с.
На пятьдесят третьем году жизни скончалась царевна Ирина.
Сердце[27].
Софья вздохнула. Нет, ну как она так? Молодая ж еще… Теперь все переживать будут, тетка Анна и тетка Татьяна – те особенно. Сестра…
Не утратишь – не сохранишь. А жалко.
Ладно. Будем строить два храма. Первый – для Ивана Сирко, Защитника Крымского. Второй – для царевны Ирины. Заступницы невинных женщин, как-нибудь так. Церковь придумает. Святость, мощи и прочее. Пусть канонизируют…
Хорошая она была. Пусть первую часть жизни и провела сидя сиднем в тереме, зато вторую – с лихвой искупила первую. Скольким помогла, скольким новую жизнь подарила!
Вот когда считать человека святым? Когда он принял мученическую смерть за веру? Здесь и сейчас этим никого не удивишь, это не подвиг, а печальная обыденность. Просто не про всех пишут.
Или вот так, как Ирину? Когда работала, помогала, пахала не покладая рук…
Может, второе – вернее?
Софья вздохнула. Давно ли она была крошкой, а царевна Ирина смотрела на нее сверху вниз? Кажется, не прошло и пяти лет, а сколько пролетело? Кажется, так давно… так странно… Оглядываешься и видишь ребенка, который играл с отцом в тавлеи, учил и воспитывал брата, пытался найти выход из терема…
И повторяешь за д’Артаньяном. Молодость, молодость. Ах, как давно это было… Всего лишь триста лет вперед.
Сейчас же…
Надо приглядываться к детям. Кто-то должен остаться вместо нее, и готовить ребенка надо с детства. Время слишком быстро летит.
Слишком…
* * *
Теперь армию Монмута встречали цветами в каждом городе. Если бы не советники, до Лондона Джеймс дошел бы через полгода. Но злобный Питер ван Хорн жестко пресекал все попытки «сына Карла Второго» напиться, отдохнуть и расслабиться. И тем более – насладиться заслуженными почестями.