– Старик, ты мне нравишься. Пойдем внутрь, здесь холодно.

Когда мы вошли в барак, бригадир повернулся и молча оставил меня. Я получил свой паек и ждал, что будет дальше. Но в тот вечер ничего не произошло. Все пошли на работу. Бригадир прошел мимо, словно и не заметив меня. Я не прятался. Оставшись один, я ждал, когда за мной придут, чтобы препроводить в карцер.

Бригада вернулась через два часа. Оскар сказал мне, что из-за сильного бурана не прибыли телеги и бригада пойдет на работу завтра. Все были счастливы, что могут спать. Оскар и Ганс удивлялись, что я еще не в карцере.

На следующий день бригада Долина была идти на работу с утра. Между тем, бригадир сообщил нарядчику, что я отказываюсь работать. Нарядчик Зимин был «повторником» – в 1946 году закончился его десятилетний срок и его освободили, но уже в 1948 году за тот же «грех» он получил еще десять лет. Лексикон Зимина ничем не отличался от лексикона уголовников. Он пришел в барак и уже с порога закричал:

– Где тут герой, отказывающийся работать?

Все напряженно ждали, что произойдет. Мое место было возле двери, я хорошо видел красное лицо и беззубый рот. Я выступил вперед:

– Я отказываюсь.

– Это мы еще посмотрим. Подойди сюда!

Зимин пошел в глубь барака, где стоял стол. Показывая на меня, сказал бригадиру:

– Ты видел, он не желает идти на работу! Посмотрим, какой ты герой.

– Я не герой, но на работу не пойду, так как не могу, – ответил я.

– Здесь никого ни о чем не спрашивают, здесь вкалывают.

– На сей раз я не хочу вкалывать.

– Посмотрим!

Зимин встал и вышел из барака. Я был уверен, что он пошел за погонялой. В это время принесли валенки и все поспешили отхватить себе пару. В центре барака осталась лишь одна пара валенок. Бригадир взял их и бросил к моим ногам:

– Обувай валенки!

– Они мне не нужны, я не пойду на работу.

Бригада стояла и ждала прихода погонял. Я сидел на своем месте. Тут вернулся нарядчик вместе с лагерным погонялой. Дневальный побежал им навстречу.

– Дневальный, где тот, который не хочет работать?

– Вон он, – указал на меня рукой дневальный.

– Быстро одевайся, бригада ждет, – сказал погоняла.

– Я никуда не пойду.

Через несколько часов в барак вернулся нарядчик и приказал мне следовать за ним. «Дело принимает серьезный оборот», – подумал я и пошел следом.

Было очень холодно, под сапогами скрипел мерзлый снег. У меня по коже начинали бегать мурашки, когда я представлял себе, как меня бросят в яму, вырытую в земле, где меня может спасти от смерти только беспрерывное движение. Лишь один раз за сутки я смогу согреть свой слабый и уставший организм тремястами граммами хлеба и кружкой кипятка. Я даже не задумывался над тем, что было бы лучше, если бы я вышел на работу, я был уверен, что лучше замерзнуть в карцере, чем околеть на работе.

Я хотел было повернуть направо, в сторону карцера, но нарядчик крикнул:

– Иди прямо!

Удивленный, я направился к выходу. Справа находилась вахта. Нарядчик открыл дверь и впустил меня внутрь. В помещении были солдаты, начальник лагпункта старший лейтенант Сорокин и его заместитель.

– Почему вы не пошли на работу? – спросил заместитель.

– Я очень слаб и не могу выполнять такую тяжелую работу, как загрузка вагонов.

– У вас первая категория и вы можете выполнять любую работу.

– Нет, у меня третья категория, – настаивал я.

– Откуда вы знаете, что у вас третья категория? – поинтересовался Сорокин.

– Я это слышал от врача в пересыльном лагере.

– Это было давно, сейчас у вас первая категория, – сказал начальник.

– Мне все равно, какая у меня категория. Я слаб и не могу выполнять эту работу.

– Здесь есть еще только лесоповал. Завтра вы пойдете туда.

– Но я и там не смогу работать.

– Ты хочешь сортировать пирожные? Но у нас такой работы нет, – раздраженно сказал начальник.

– Мне все равно, какую работу вы мне дадите, но на тяжелой физической работе я работать не смогу.

– Ты будешь чистить уборные!

– Я согласен.

– И не думай, что ты будешь выносить только замерзшее говно. Будешь убирать и жидкое.

– Согласен.

Хотя я и согласился на это, но прекрасно знал, что для чистки уборных я так же непригоден, как и для погрузки щебня.

– Идите, и пришлите ко мне нарядчика.

Когда Зимин вошел, начальник сказал ему:

– Найдите ему какую-нибудь работу в зоне.

– Как прикажете, гражданин начальник, – коротко ответил Зимин.

Покинув кабинет, Зимин произнес:

– Ты настоящий счастливчик.

Такого я не ожидал. Я был счастлив, что моя первая забастовка закончилась таким успехом.

На следующее утро меня и еще двоих, русского и румына, отправили рубить и пилить дрова для военной кухни. Этой работой мы были заняты два месяца. Иногда нас заставляли и чистить картошку. Повар делал это нелегально, так как заключенным было строго запрещено входить на территорию казармы.

Несколько раз сержант приводил меня в комнату, где стояло оружие и где я, пока охранники спали, мыл пол. На штативе стояли винтовки и автоматы. Я всегда удивлялся легкомыслию солдат, пускавших нас в казарму. В спецлагере готовы на все!

Февраль 1950 года. Лютый мороз. Как-то раз, возвращаясь с работы в казарме, мы остановились у ворот, дожидаясь, пока их откроют. У ворот стояла упряжка, на санях в соломе лежало несколько посылок. Румын с любопытством заглянул туда и заметил, что некоторые ящики лежат адресами вверх. Вдруг он закричал:

– Карл, тебе посылка!

Зная его любовь к шуткам, я не обратил на это внимания.

– Ведь твоя фамилия Штайнер? – повторил он.

Тогда и я взглянул на посылку. С нетерпением ждал я той минуты, когда мне ее вручат. В присутствии нескольких офицеров посылку вскрыли и тщательно обследовали каждый предмет. Копченое сало разрезали на мелкие кусочки, просо рассыпали на газете и осмотрели его, то же сделали с сахаром, а чай отобрали, так как заключенные не имели права его получать. Я был счастлив, когда вернулся в барак с посылкой. Оскар и Ганс ждали меня с нетерпением. Я сразу же отправился на «офицерскую» кухню и сварил котелок каши. Затем принес ее в барак, и мы втроем уселись в круг и с благодарением богу съели кашу. Сытые и довольные, мы завели разговор о моей жене, которая верно ждет меня уже второе десятилетие. Мы радовались, что на несколько дней избавимся от голода.