По сравнению с «Пиром» диалог Платона «Алкивиад» кажется бесцветным. Он связан с любовными отношениями Сократа и Алкивиада, испорченного, но вызывающего всеобщее восхищение любимца, и развивает мысль о том, что будущий наставник людей вначале должен решить для себя, что ему подходит к взаимной выгоде обоих.

Любовь к мальчикам также трактуется и в «Федре» Платона, названном так по имени его любимца. Диалог происходит за городскими стенами в полдень в тени развесистого платана под стрекот кузнечиков на берегу Илисса. Все более и более набирая высоту, диалог, наконец, подходит к Сократовому определению Эрота, в соответствии с которым педофилия является требованием первоначальной красоты мира идей.

Принадлежит ли диалог «Эрасты» («Любовники») Платону или нет – неясно. Он назван так по имени одного из двух мальчиков, с которыми Сократ ведет беседу на тему о том, что обладание многообразными познаниями еще не является признаком истинного философа.

Излюбленной темой философской литературы было рассмотрение вопроса, следует ли всегда предпочитать любовь мужчины к женщине любви к мальчикам. Из многочисленных произведений, посвященных этой проблеме, сохранился трактат, который ошибочно приписывают Лукиану, – «Две любви», то есть два рода любви.

В этом диалоге происходит спор между двумя приятелями, коринфянином Хариклом, который ратует за любовь к женщинам, и афинянином Калликратидом, который превозносит любовь к мальчикам.

Лукиан, который выступает арбитром, высказывает свое суждение в словах, наилучшим образом характеризующих представления греков о любви: «Браки полезны людям в жизни и в случае удачи бывают счастливыми. А любовь к мальчикам, поскольку она завязывает узы непорочной дружбы, является, по-моему, делом одной философии. Поэтому жениться следует всем, а любить мальчиков пусть будет позволено одним только мудрецам. Ведь ни одна женщина не обладает полной мерой добродетели. А ты, Харикл, не сердись, если Коринф уступит Афинам»[160].

То, что «Две любви» пользовались огромной популярностью в античности, следует из того факта, что это маленькое произведение нашло нескольких подражателей, самый известный из которых – Ахилл Татий. В заключительных главах второй книги своего романа он точно так же трактует проблему, которая описана в произведении «Две любви» в виде двух противоположных мнений.

В романе Ксенофонта Эфесского, рассказывающего о любви Габрокома и Антии, присутствует гомосексуальный эпизод, в котором Гиппотой рассказывает, как на его родине в Перинфе он был страстно влюблен в мальчика по имени Гиперант. Но когда мальчика купил богатый византийский купец Аристомах, Гиппотой тайно за ними последовал, убил Аристомаха и убежал со своим любимцем.

Около Лесбоса их корабль попал в сильный шторм и потерпел крушение, во время которого Гиперант утонул, и ничего не оставалось неутешному Гиппотою, как поставить прекрасный могильный памятник своему мертвому любимцу, после чего с горя он подался в разбойники.

Философ Максим Тирский, который жил в период правления императора Коммода (180–192), постоянно поднимал вопрос любви к мальчикам в многочисленных своих произведениях. Так, например, в его диатрибах, то есть рассуждениях об Эроте Сократа, мы находим рассуждение на ту же тему, по поводу которой высказывался еще гермафродит Фаворин, наиболее образованный и выдающийся философ периода правления Адриана.

После всего, что было сказано о любви греков к мальчикам на основании свидетельств письменных источников, предположение о том, что она играла значительную роль в греческой мифологии, полностью подтверждается. Действительно, содержание мифов о богах и героях эллинов настолько насыщено мотивами педофилии, что Р. Байер даже написал на эту тему монографию. Было бы неплохо перечислить здесь любовные отношения греческих богов и героев с мальчиками, поскольку они по большей части принадлежат к наиболее прекрасным цветам греческой поэзии, однако соображения места не позволяют привести полный пересказ мифов, связанных с педофилией греков, тем более что есть фундированная диссертация Байера, которая представляет собой хотя и не совсем полную компиляцию, но, тем не менее, достаточное перечисление мотивов педофилии в греческой мифологии. Мы можем, следовательно, отослать читателей к этой работе и напомнить здесь лишь о том, что с самых древних времен более или менее подробное перечисление мифов о мальчиках-любимцах и их любовниках уже существовало в письменном виде. Следы подобных списков сохранились у некоторых авторов, например у Гигина, Афинея и других; однако самый полный список дошел от отца церкви Климента Александрийского, который записал следующие пары: «Зевс любил Ганимеда;

Аполлон – Кинира, Закинта, Гиацинта, Проба, Гила, Адмета, Кипариса, Амикла, Троила, Бранха, Тимния, Пара, Потуя и Орфея; Дионис любил Лаона, Ампела, Гименея, Гермафродита и Ахилла; Асклепий любил Ипполита; Гефест – Пелея; Пан – Дафниса; Гермес – Персея, Хриса, Ферса и Одриса; Геракл – Абдера, Дриопса, Иокаста, Филоктета, Гила, Полифема, Гэмона, Хона и Эврисфея».

На основании даже этого списка, содержащего в основном имена богов и их любимцев, можно представить себе огромное количество мотивов педофилии в греческой мифологии.

До сих пор мы рассматривали любовь греков к мальчикам с серьезной стороны, однако широко известное выражение Горация о том, что «ничто не запрещает говорить правду с улыбкой на устах», также приложимо и в случае эфебофилии, как и к другим аспектам человеческих отношений. Сохранилось множество примеров острот, дошедших до нашего времени. Это, разумеется, не отражает духовную сторону любви, но в большой степени именно ее чувственный посыл направлялся с помощью жестов и шуток, и здесь мы приведем лишь несколько примеров такого рода, сохранившихся до наших дней.

Мы уже объяснили значение слова «кинед», однако постепенно им стали называть полумужчин, которые копировали поведение женщин, красили лицо и повторяли их жесты. Одна сатира из «Антологии» так отзывается о них (xi, 272): «Они не хотят быть мужчинами, но и не родились женщинами; они не мужчины, поскольку позволяют использовать себя как женщин; они мужчины – для женщин и женщины – для мужчин». Аффектированное поведение таких мужчин часто высмеивал Аристофан: «А ты, созданье юное, ты кто, скажи. Я, как Эсхил в «Ликурге», допрошу тебя. Откуда ты, девоня? И наряд к чему? И что за жизнь беспутная? И для чего кимвал с шалинкой женской? Лира – с лентами? Игральный мяч с сережками?

Не вяжется. Как сочетать меч воинский и зеркало? Ты кто, дитя прелестное? Мужчина, да? А что меж ног? Где сапоги? Накидка где? Ты – женщина. Быть может? Где же грудочки? Скажи! Молчишь? Раз отвечать не хочешь мне, тебя по этим песням разгадаю я»[161].

Менандр описывает поведение кинеда с легким намеком на Ктесиппа, сына Хабрия, о котором говорили, что он продал даже камень с могилы отца, чтобы жить не отказывая себе в удовольствиях.