Коул присел на корточки рядом с Оливией и убрал спутанные волосы с ее лица.

– А теперь позволь мне осмотреть твои раны.

Она не отвела глаз, прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Сердце Коула едва не разорвалось. Оливия не шевелилась, как будто черпая силы в его присутствии. Медленно, осторожно он обнял ее. Сама Оливия обеими руками обнимала Эйса.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо, что пришел за мной, что нашел меня, что сумел выманить его. Я… я бы иначе не справилась. Он… увез меня…

– Все закончилось, Лив. – Коул легко поглаживал ее по волосам.

Она кивнула, не поднимая голову с его груди.

– Мой спутниковый телефон, – спохватилась Оливия. – Он в кармане его куртки. Он отобрал его у меня и положил себе в карман.

– Через минуту, – пообещал Коул. – Я возьму его через минуту.

Он закрыл глаза, прижимая ее к себе, и мысленно благодарил Вселенную за то, что эта женщина – его женщина – осталась в живых. Что он появился вовремя. Что, может быть, у них будет второй шанс. Теперь для них обоих.

При свете небольшого огня, который поддерживал в очаге, Коул выслушал рассказ Оливии, пока, как мог, обрабатывал ее раны и накладывал повязки с помощью того, что нашлось в аптечке первой помощи. Он уже позвонил по ее спутниковому телефону, который вытащил из кармана куртки Юджина.

– Я слышал о проблемах подчинения и власти между близнецами, – сказал Коул. – Но в данном случае они приобрели извращенную форму. Получается, что источником этих проблем была мать. Судя по тому, что он тебе сказал, это она вбила такую мысль ему в голову.

Он снял упаковку со стягивающего пластыря и наложил его на разрыв под ухом Оливии, аккуратно соединив края раны. Она поморщилась, на глазах выступили слезы.

– Определенно, именно этим объясняется результат теста ДНК, который помог обвинить Себастьяна. И поэтому ты указала на него в полиции во время процедуры опознания.

– Где Тори? – спросила Оливия после долгого молчания.

– С моим папой.

– Как тебе удалось выбраться из Броукен-Бар в такой буран?

Коул печально улыбнулся.

– Думаю, нам помогли. Не спрашивай.

Он помолчал, выпрямился, осмотрел повязки, потом перевязь, которую соорудил для ее сломанной руки.

– Иногда, – негромко продолжил он, – я задумываюсь о том, не существует ли более масштабный план, не случается ли только то, что должно случиться. И не должен ли я был вернуться в Броукен-Бар только для того, чтобы встретить тебя.

Ее грустные глаза посмотрели на него. Здоровая рука все еще лежала на спине Эйса.

– Об этом я когда-то спросила Мелоди Вандербильт. Она была женой Гейджа, журналисткой, которая приходила ко мне в больницу и сидела со мной. Я спросила ее, как она думает, можем ли мы точно указать момент, когда наша жизнь сталкивается с жизнью другого человека… – Взгляд Оливии стал острым, как только она осознала сказанное Коулом. – Если Тори с Майроном, то где тогда Гейдж? Он же не прилетел с тобой?

– Оливия…

– О боже, нет… Тот выстрел…

– Он бы этого хотел, Лив. Бертон умирал, конец был уже близок. И ему надо было довести до конца это дело. Все эти двенадцать лет он был убежден в том, что настоящий убийца остался на свободе. И доказал это. Бертон нашел его. Коп нашел убийцу, которого искал.

Оливия покосилась на труп под брезентом, и по ее телу пробежала дрожь.

– А еще Бертон познакомил тебя и Тори.

– Она потеряла обоих родителей, – прошептала Оливия. – Как… как девочка с этим справится?

– У нее есть ты.

Коул выдержал ее взгляд.

– Мы справимся, Лив. Вместе.

Она смотрела на Коула, по ее лицу пробегали разные эмоции, пока она осознавала подтекст его слов. Наконец в глазах заблестели слезы. И когда Коул увидел их, у него сдавило сердце. Она возвращалась. Они с этим справятся.

– Я хочу увидеть Гейджа.

Он подумал немного, вздохнул и медленно кивнул.

– Думаешь, ты сможешь идти?

– Да, – негромко ответила она.

* * *

Коул взял Оливию под руку и повел ее на улицу. Занималась заря, и ночь стала лишь на один тон светлее.

Оливия моргнула. У нее было такое ощущение, будто она перешла из одной реальности в другую. Она посмотрела на Коула. Глаза у него потемнели, он смотрел пристально, взгляд был полон вопросов и тревоги. В его прикосновении она чувствовала сострадание, любовь. И в этот момент, в этом ответном взгляде, когда Коул держал ее под руку, а она на него опиралась, Оливия поверила, что сможет полюбить его в ответ. Возможно, настанет день, когда она снова научится доверять другому человеку.

– Что? – спросил Коул.

– Я… нет, ничего.

Он выдержал ее взгляд еще несколько секунд, потом спокойно кивнул. Как будто прочел ее мысли. Как будто по ее лицу понял, о чем она думает. Но он не собирался давить на нее. Оливия поняла, что Коул Макдона никогда не будет ее торопить. Несмотря на все то, через что ей пришлось пройти за последние несколько часов, в груди появилось теплое чувство. Это ощущение Оливия не могла бы выразить. Да и не хотела. Пока не хотела.

Коул уводил ее прочь от заброшенной лачуги. От тела Юджина. Эйс шел за ними по пятам. Тяжелые облака висели низко, туман был густым. Выпало уже несколько футов снега, и снегопад все еще продолжался.

Когда они подошли к сугробу, Оливия услышала слабый гул вертолетов над облаками. Сердце пропустило удар. Она посмотрела вверх, на рваные полотнища тумана. Пилот ни за что не посадит машину в таких условиях. И все же хорошо, что они прилетели. На этот раз она больше не была одна.

Коул присел на корточки, слегка смахнул снег с тела Бертона.

– Смахни снег с его лица, – попросила Оливия.

Коул выполнил ее просьбу. Широко открытые, замерзшие глаза взглянули на них.

Оливия долго смотрела на тело. Наконец она негромко сказала:

– Я не могу поверить в то, как переплелись наши жизни. Гейджа, Тори, Мелоди. Моя. Юджина. Все эти годы они были связаны между собой, а я об этом не знала.

Коул сжал ее пальцы. Она отпустила его руку и осторожно присела на корточки. Эйс уселся рядом с ней.

– Я позабочусь о ней, о нашей девочке, – прошептала Оливия. – Обещаю. – Она протянула руку и аккуратно закрыла голубые глаза сержанта Гейджа Бертона. – Я сделаю все, чтобы она гордилась вами.

Голос Оливии прервался.

Между заснеженными елями вздыхал ветер, в воздухе кружились снежинки.

Она встала, замялась, потом все же решилась: