Граф попытался подняться со стула, но ноги подкосились, и он сумел совершить лишь несколько конвульсивных подпрыгиваний. Рот у него был широко разинут, лицо покрыла смертельная бледность, но он не мог издать ни единого звука. Граф лишился дара речи и почти не мог двигаться – еще один судорожный рывок, и стул под ним опрокинулся вперед, швырнув графа лицом на истоптанный земляной пол убежища. И он растянулся, прикрыв голову обеими руками.

В этот момент бронированная машина, по-прежнему мчась на полном ходу, пробила переднюю стенку убежища. Тростниковое строение словно взорвалось, но сила удара оказалась такова, что всю эту кучу потащило дальше, сорвав с выкопанного в земле углубления. Бешено крутящиеся колеса промчались в нескольких дюймах от распростертого тела графа, засыпав его секущим и режущим дождем из песчинок и мелких камешков. И машина унеслась дальше.

Граф, пошатываясь, попытался подняться на ноги и почти преуспел, когда над убежищем с жутким топотом пронеслась огромная масса разъяренного слона. Одна из его мощных ног скользящим ударом задела графа по плечу, и он завизжал как циркулярная пила и снова плашмя рухнул на земляной пол, а слон тем временем помчался дальше, в сторону дальнего горизонта, по-прежнему преследуя удирающую машину.

Земля снова затряслась при приближении еще одного массивного и тяжелого тела, и граф распластался на полу – оглушенный, теряющий сознание, парализованный ужасом.

И тут внутрь вошел командир танковой роты, встал над ним и спросил:

– Ну как, мой полковник, дичь пришлась вам по вкусу?

Даже после того как Джино вернулся в убежище и помог графу подняться на ноги, отряхнул его от пыли и подсадил на заднее сиденье «роллса», из стиснутой страхом глотки графа продолжали с визгом вырываться сплошные угрозы и оскорбления.

– Вы выродок и трус! Вы нарушили присягу! Вы совершенно безответственный болван! Вы позволили им удрать и к тому же подвергли меня смертельной опасности… – Капитан и Джино вдвоем опустили графа на мягкое сиденье «роллса», но как только машина тронулась с места, он вскочил и на прощание выпустил по капитану еще один заряд обвинений и оскорблений.

– Вы безответственный болван! Трус и большевик! Я лично буду командовать расстрельной командой, когда вас поставят к стенке!.. – «Роллс» поехал по направлению к склону хребта и лагерю, и его голос затих вдали, но граф продолжал размахивать неповрежденной рукой и энергично жестикулировать.

Слон гнался за ними по открытой местности даже после того, как преследовавшая его танковая рота прекратила погоню и отстала. Старый слон понемногу уставал и терял скорость, пока наконец тоже не сдался. Он остановился, шатаясь в изнеможении, но все еще злобно тряся ушами и вздергивая хобот в почти человеческом жесте, словно бросая вызов и угрожая.

Гарет очень уважительно отсалютовал ему, и они поехали дальше, оставив слона стоять подобно высокому черному монолиту, возвышающемуся над сухой бледно-желтой равниной. Потом он раскурил две сигарки, спрятавшись в башню от ветра, и протянул одну вниз, Джейку, в водительский отсек.

– Отлично было проделано, старина. Мы раздолбали парочку этих мерзких машин, а остальных привели в подходящее состояние и настроение.

– Что ты хочешь этим сказать? – Джейк с благодарностью затянулся.

– Да то, что в следующий раз, когда эти танкисты на нас наткнутся, они не станут рассуждать о возможных последствиях, а кинутся за нами как стая осатаневших псов за течной сукой.

– И что, разве это так уж хорошо? – непонимающе спросил Джейк и вынул сигарку изо рта.

– Это просто очень хорошо, – уверил его Гарет.

– Ну, если ты так в этом уверен… – Джейк еще некоторое время молча ехал вперед, к горам, потом недоуменно помотал головой.

– Ты сказал – раздолбали? Это что еще за слово?

– Да просто пришло в голову… – ответил Гарет. – Но ведь весьма экспрессивное выражение, не так ли?

Граф лежал на своей постели лицом вниз. На нем были только шелковые трусы изысканного светло-голубого оттенка, украшенные его семейным гербом.

Тело у него было гладкое, бледное и пухлое, холеное и хорошо откормленное, такое, что требует немалых денег на еду и питье для его достойного пропитания. На бледной коже резко выделялись черные кудреватые волосы, жесткие и хрусткие, как только что сорванные листья салата. Они легким облачком вздымались над его плечами, потом спускались по спине, чтобы наконец исчезнуть, подобно струйке дыма, в расщелине между молочно-белыми ягодицами, стыдливо выглядывавшими из трусов.

Сегодня гладкость его кожи была испорчена мерзкими красными ссадинами и новыми синяками и царапинами, которые пышным цветом распространялись по ребрам и пятнами покрывали ноги и руки.

Он постанывал от боли и удовольствия, потому что Джино, закатав по локоть рукава и склонившись над ним, втирал ему в плечо лечебную мазь. Темные жилистые пальцы сержанта глубоко вдавливались в бледную лоснящуюся плоть, а от едкого запаха мази щипало глаза и нос.

– Не так сильно, Джино. Не надо так сильно, это же больно!

– Извините, мой граф. – И Джино продолжил свои труды, а граф все так же покряхтывал и постанывал и вертелся на постели под его руками.

– Можно мне сказать, мой полковник?

– Нет, – прокряхтел граф. – У тебя и так слишком большое жалованье. Нет, Джино, я и так плачу тебе столько, что хватило бы выкупить из плена какого-нибудь принца.

– Вы меня обижаете, мой полковник. Я ни за что не стал бы поднимать столь прозаический вопрос в подобный момент.

– Мне очень приятно это слышать, – простонал граф. – Ага! Вот тут, в этом самом месте! Еще!

Джино еще пару минут молча растирал его, а потом все же произнес:

– Вы ведь изучали жизнеописания великих итальянских полководцев, правда? Юлия Цезаря, например, или… – Тут Джино сделал паузу, роясь в памяти в поисках примеров в более недавней истории и пытаясь обнаружить там других великих итальянских полководцев; молчание продолжалось довольно долго, после чего он просто повторил: – Юлия Цезаря например.

– Ну и?..

– Даже Юлий Цезарь никогда сам мечом не махал. Настоящий великий полководец всегда стоит в стороне от самого сражения. Он направляет, планирует, он командует простыми смертными.

– Совершенно верно, Джино.

– Любой крестьянин может махать мечом или стрелять из ружья. Да и кто они такие? Просто скот.

– И это верно.

– Возьмите Наполеона Бонапарта или этого англичанина, Веллингтона. – Джино уже оставил свои поиски подходящего победоносного итальянского полководца в истории последнего тысячелетия.

– Ну хорошо, Джино, возьмем их…

– Вступая в битву, они располагались вдали от реального боя. Даже когда дрались друг с другом при Ватерлоо, их разделяло несколько миль, они были как два великих шахматных гроссмейстера – направляли, планировали, командовали…