– Не надо меня жалеть.

– Я и не жалею. Мне лишь хотелось, чтобы все вышло по-другому. Я так хочу видеть тебя счастливой.

Анника пожала плечами.

– Нам всем хочется, чтобы те, кого мы любим, были счастливы. Но это, к сожалению, не всегда от нас зависит.

– Если бы тебя не похитили…

– Но тогда я никогда бы не встретилась с Баком Скоттом, никогда бы не узнала ни настоящей жизни, ни настоящей любви. И если бы он не приехал в город, чтобы меня разыскать, то его не было бы и здесь в нужную минуту, и Джозеф не появился бы на свет. – Она подошла к накрытому для работников ранчо обеденному столу и устремила невидящий взгляд на тарелки и приборы. – Я не могу отделаться от мысли, что этому суждено было случиться, и неважно, чем все закончилось. Наши пути, мой и Бака, должны были скреститься, а сейчас мне пришлось его отпустить. Может, он любил меня недостаточно сильно, чтобы остаться. Или, может, он не поверил мне, когда я сказала ему, что готова отдать все, чтобы только быть вместе с ним. Я знаю, он любит Баттонз всем сердцем, и, однако, он расстался с ней, желая ей лучшей доли. Я всегда могу тешить себя мыслью, что он любил меня хотя бы вполовину так же сильно, как ее. Через несколько месяцев, если будет на то Божья воля, я рожу его ребенка, которого постараюсь вырастить таким же гордым и сильным, как его отец, – слезы вновь полились у нее из глаз, – и как ты.

Он находился в Блу-Крик уже три дня. Ночью, не в силах заснуть, он лежал, уставясь в потолок, а днем бросил по лесу, не обращая внимания на видневшиеся на земле следы. В лесу признаки наступающего лета были особенно зримы. Поляны были усеяны цветами и напоминали роскошные красочные ковры. Вдоль берегов ручья зеленели заросли камыша. Громадные цапли выуживали из воды форель, соблазняя Бака присоединиться к ним. Однако при первом же взгляде на стремительно текущий поток он вспомнил о том дне, когда Баттонз едва не утонула, и это сразу же отбило у него всякое желание заняться рыбной ловлей.

Он сейчас сильнее страдал от своего одиночества, поскольку ему уже не нужно было гадать, как живет Анника – он видел все собственными глазами. Видел, как она улыбается невестке, как свободно общается с работниками на ранчо. Он знал теперь об узах, соединявших ее с братом, знал, как она одевается, и видел окружавшее ее богатство, которое она воспринимала как должное.

Да, теперь не было никакой нужды ломать себе голову в попытке представить себе ее жизнь. Все касавшееся Анники, было, казалось, навечно выжжено в его мозгу раскаленным железом.

Одинокая лампа едва освещала комнату. Он встал, устав от тишины, и распахнул дверь, впуская внутрь ночные звуки – трескотню сверчков, кваканье лягушек, вой одинокого волка.

Он поднял голову и взглянул на мерцающие в вышине звезды. Казалось, они подмигивают ему, словно тоже знают, какую злую шутку сыграла с ним жизнь. Он повернулся к звездам спиной и вошел в дом, оставив дверь открытой. Перед камином он остановился и уставился на висевшую над ним полку с горшочками и баночками, в которых хранились разнообразные мази и настойки. Ближайшая живая душа, которой могла понадобиться его помощь, находилась от него на расстоянии многих миль.

Мне бы весьма пригодился хороший помощник, хотя бы для того только, чтобы принимать роды.

Я видел ветеринара, который удалял аппендикс.

Я знал белошвейку, которая…

Бак сжал кулак и, опустив его с краю на полку, уперся в него лбом. Мог ли он возвратиться? Или все пути назад были уже отрезаны? Слишком ли многое стояло между ними? Или возможность примирения все же существовала? Деньги были не единственным препятствием. Члены его семьи были подвержены сумасшествию. Па и Сисси умерли, но Пэтси была живым доказательством.

Это не имеет никакого значения, сказала Анника.

В мозгу у него вновь и вновь крутились одни и те же картины: Анника в поезде, с испугом глядящая на него; Анника, танцующая с ним перед камином; ее кровь на снегу, когда она ударилась головой о камень. Но чаще всего ему вспоминался тот восторг, который охватил его, когда она в первый раз отдалась ему.

Анника была везде, куда бы он ни обращал свой взор. Воспоминания о ней – теперь он это понял окончательно – никогда не дадут ему покоя.

Кейс налил себе чашку кофе и, взяв в руки, направился по привычке к задней двери, чтобы сквозь овальное оконце в ней взглянуть на конный двор. Взгляд его наткнулся на фанеру и только тогда он вспомнил, что благодаря Баку Скотту окна здесь не будет еще по крайней мере несколько дней, пока из Шайенна не доставят заказанное им там стекло.

В доме было темно и тихо. Он любил эти мгновения перед самым рассветом, когда мир стоял на пороге нового дня. Восход солнца был для Кейса временем для вознесения благодарности, и в эти дни он за многое мог благодарить судьбу. За Розу, за Джозефа, за достаток в доме. Он отхлебнул кофе и улыбнулся про себя. С чашкой крепкого черного кофе приветствовать рассвет было намного легче.

Он открыл дверь, постаравшись сделать это как можно бесшумнее, чтобы не разбудить спавших наверху женщин. Если Анника услышит, что он поднялся, то тут же кинется на кухню готовить ему завтрак. А ему совсем не хотелось тревожить ее в такой ранний час. Вид у нее в последние дни был усталым, лицо осунулось и под глазами залегли тени.

Слабый шорох на веранде предупредил его о сидящем в тени человеке еще до того, как он его увидел. В ожидании нападения Кейс напрягся. Но нападения не последовало. Вглядевшись пристальнее в сидящего в кресле громадного мужчину, Кейс прошептал:

– Что ты делаешь здесь, Скотт?

– Я приехал повидаться с Анникой.

– Чтобы причинить ей еще большую боль? Да я убью тебя, прежде чем это допущу.

Бак поднялся и подошел к Кейсу.

– Я приехал узнать, хочет ли она все еще быть со мной вместе.

Кейс молча оглядел его с головы до пят.

– Я знаю, ты ненавидишь меня, Сторм, но…

– Дело не в ненависти, – прервал его Кейс. – Проблема заключается в том, что моя сестра любит тебя.

– Могу я ее увидеть?

– Она еще не встала, – холодно произнес Кейс.

Бак представил Аннику на украшенных вышивкой белоснежных простынях, вспомнил, как ее толстая коса лежала у нее на плече, когда она спала…

– Могу я к ней подняться? – Он поразился собственной смелости. Просьба была в высшей степени неприличной, и он знал, что ему ответит Кейс.

К его несказанному удивлению, Кейс кивнул.

Боясь, что неправильно его понял, Бак переспросил:

– Я могу?

– Почему бы и нет? Теперь уже слишком поздно тревожиться о том, что ты похитишь ее девственность. Ты уже это сделал.

Бак сжал кулаки. Однако он понимал, что ссориться сейчас с Кейсом Стормом было не в его интересах.