«Дегандизация» Индии началась при Неру, которого сам Ганди избрал преемником, допустив при этом, возможно, одну из самых серьезных ошибок в своей жизни. Неру был антиподом Ганди. Он был утонченным человеком, он был элегантен. Он был против «малого» и ратовал за «большое», весомое — крупную промышленность, крупные плотины, крупные заводы. Даже любовь у него тоже была «большая» — не к какой-нибудь рядовой индианке, а к англичанке Эдвине, жене лорда Маунтбаттена, британца до мозга костей, вице-короля Индии.

Тяга к «весомому» в политике сохранялась почти у всех правительств после обретения независимости. И чем больше времени проходит, тем больше Индия принимает облик такой же страны, как все: с большой армией, мощным вооружением (включая атомное), мечтой стать великой державой. Все меньше опираясь на индийскую деревню, чья чистота и естественность были идеалом для Ганди, Индия все больше вовлекается в «деревню» глобальную, в которой из «подлинного» — только алчность.

Разница между штатами Тамилнад и Керала бросалась в глаза. Я понял, что мы пересекли границу, когда окружающее вдруг стало более ухоженным, более чистым. Кералой не управляют актеры, ставшие политиканами; здесь в содружестве действуют коммунисты и христиане, которым удалось обеспечить в своем штате самую высокую в Индии грамотность.

Я смотрел в окошко на ярко-зеленые рисовые поля, на глинобитные дома, выкрашенные в красный цвет, на коров с цветочными венками на рогах и подтянутых мужчин, одетых в «доти», и в голову приходило слово «довольство». «Доволен» — это меньше, чем «счастлив», но так говорят о том, кто не страдает от отсутствия чего-либо. Вот что объединяет всех индийцев: они довольны, следовательно, умиротворены. А для покоя нужно укротить собственные желания, как советуют Упанишады и Гита.

Индия — бедная страна, но у ее людей меньше потребностей, меньше амбиций, и поэтому это куда более «довольная» страна, чем другие. Видимо, ненадолго: глобализация приносит и в Индию желания, свойственные людям в остальном мире, и это гложет ее «довольство», ее умение «обрести покой».

В машине, старом «Амбассадоре», была не в порядке подвеска, и на ухабах она прыгала, а меня швыряло из стороны в сторону. Я боялся, что у меня от очередного броска, чего доброго, выскочит грыжа, и живо представлял себе, как молодой таксист сдает меня с рук на руки в одну из «лечебниц», которые я видел вдоль дороги. Вид у них был, скажем прямо, мало располагающий к доверию, даже вывески «Лечебница Шакти» или «Госпиталь Кришны» были скособочены. Кроме того, лечили здесь в основном «от геморроя и свищей»!

В этом случае мне грозила бы участь стать истинным Анамом в этом чужом месте — человеком без имени, без прошлого, безвестным и беззащитным. Но все обошлось, и до места мы доехали без происшествий. Лечебницу все знали и показывали дорогу, тем более, что такого ориентира, как слон во дворе, нигде больше не было.

Я не смог усидеть в комнате. На новом месте хочется осмотреться, оценить окружающее. Это вроде инстинкта животного, которое никуда не зайдет, не убедившись, что есть выход.

Еще не стемнело, «цирк» продолжал готовиться к представлению, и я решил пройтись по городку, который видел только из машины. Ничего особенного: на центральной площади выгружали кокосовые орехи, рядом — автобусная станция, базар с обычными лавчонками, заваленными пластиковой обувью и дешевой одеждой, ювелирные мастерские и такие, где делали кухонную утварь и керамическую посуду. А еще множество аптек и маленьких лечебниц. Видно было, что Коттакал кормится индустрией здоровья.

Наверху, на четвертом или пятом этаже большого дома, была надпись «1ST computer», и я сообразил, что здесь мне посоветуют, где можно войти в Интернет. Чтобы туда добраться, пришлось преодолеть полосу препятствий, долго карабкаться по кучам строительного мусора и взбираться по темной, грязной лестнице. Наконец, я оказался на галерее с несколькими дверьми. За одной из них я едва различил у свечи мужчину и женщину, зато за следующей оказался современный компьютерный офис — весь белый, с кондиционером, неоновым светом. За настоящим письменным столом сидел молодой инженер-электронщик.

— То, что вы у нас видите, это две крайности Индии, — сказал он и пояснил, что его сосед — это местный знахарь, который лечит преимущественно деревенских женщин, причем магическими средствами.

Я сказал, что тоже сюда приехал для лечения у ариев.

— Местные их стороной обходят, считая, что там шикарно и дорого. Туда обычно съезжаются отовсюду, а наши обращаются к колдунам, к тангалам.

Тангалы? Я впервые слышал о них.

Моего собеседника, умного, любезнейшего мусульманина, он настоял, чтобы я с его компьютера отправил пару электронных писем, мое удивление позабавило. «Тангалы, — объяснил он, — здешние мусульманские знахари. Они изгоняют хворь, избавляют от болей и бед, входя в транс и принимая на себя страдания больного. Обычно они работают группами. Они играют на музыкальных инструментах, поют и взывают к Аллаху, пока один из них занимается экзорцизмом. Целитель изгоняет болезни, вгоняя иголки себе в щеки, руки, нанося себе ножевые раны, так что одежды их к концу сеанса обычно орошены кровью». По словам этого юноши, здесь, в Керале, мусульмане, христиане, индусы обращаются к тангалам.

— Ничего странного, — сказал он. — Иисус Христос ведь тоже дал пригвоздить себя к кресту, чтобы принять на себя все горести мира, верно?

Правда, тангалы берут с людей плату, ну что ж, им ведь тоже жить надо.

Верит ли он в магию? Ну, не всерьез. Он ведь инженер, человек современный, компьютером вот пользуется. Но ничего нет удивительного, что многие в нее верят.

Уже стемнело, и спуститься по лестнице оказалось делом нелегким. Еще труднее было найти дорогу в больницу. Внезапно, как это постоянно случается в этой стране, отключили свет, и весь городок погрузился во мрак. Тут и там стали зажигаться керосиновые лампы, но на улице, которая вела к моей больнице, была темень. Из канав несло типичными «индийскими» ароматами. Вдоль стен при свете коптилок на корточках сидели люди. Мне показалось, что я попал на средневековый Двор Чудес. И при этом я тоже ждал чуда — чудесного исцеления!

Вид больницы меня утешил. Включили генераторы, весь комплекс был ярко освещен и показался мне оазисом современности и надежности.

Двор был полон народу. Врачи с семьями последними занимали свои места, придерживая обеими руками края своих «доти», будто это были крылья, которые не должны касаться земли. Слон был украшен изысканно вышитой попоной. Некое подобие позолоченной маски спускалось с головы на хобот. По сцене двигались актеры и танцовщицы, а музыканты тем временем настраивали инструменты. Представление вот-вот должно было начаться, но я отправился прямо в постель.

Я устал. Не только от дороги, но и от необходимости привыкать к новым местам, от попыток разобраться в доносящихся звуках, в окружающих людях, их обычаях. В 1993 году я путешествовал в поисках ясновидящих, теперь — в поисках целителей и альтернативной медицины. Кажется, все начинало повторяться. Исследование внешнего мира больше не интересовало меня. Не зря ли я уехал из ашрама?