больших белых фарфоровых банок. На ней была надпись: «Хелидониум».

— А это снотворное, — объяснил он. Тонкие губы растянулись в улыбке. — Я думаю, настойку опиумного мака лучше не применять. На этого пациента она оказывает непредсказуемое действие.

— Уже слышали? — вздохнула я, хотя надежды на то, что слухи до него не дойдут, было мало.

Я знала, что, кроме всего прочего, он торговал информацией и его маленькая лавка была местом, куда стекались слухи из дюжин источников — от уличных продавцов до придворных из королевских покоев.

— Из трех независимых источников, — ответил Раймон.

Он выглянул в окно, вытянув шею, чтобы увидеть огромные часы на стене соседнего здания.

— Почти два. Думаю, до наступления темноты я услышу еще несколько версий о событиях в вашем доме.

Он приоткрыл свой большой бесформенный рот и захихикал.

— Особенно мне понравилась версия, по которой ваш муж вызвал генерала д’Арбанвилля на дуэль, пока вы деловито предлагали графу насладиться бесчувственным телом девушки в обмен на отказ от намерения вызвать королевских гвардейцев.

— Ммфм… — Я невольно скопировала шотландскую манеру. — А вы не хотите узнать, что произошло на самом деле?

Настойка, которую он наливал в пузырек, заискрилась в солнечных лучах, подобно светлому янтарю.

— Правда всегда полезна, мадонна, — ответил он, уставившись на тонкую струйку настойки. — Она ценна, потому что редка.

Он поставил фарфоровую банку на прилавок с легким стуком.

— В обмен на нее можно со многим расстаться, — добавил он.

Деньги за купленные мной лекарства лежали на прилавке. Монеты блестели на солнце. Я пристально посмотрела на него, но он лишь невинно улыбнулся, словно никогда не слыхал о лягушачьих лапках в чесночном соусе.

Часы на соседнем доме пробили два. Я мысленно прикинула расстояние до дома Хоукинсов на улице Мальори. Если удастся взять экипаж, я доберусь туда за полчаса. Время есть.

— В таком случае, — предложила я, — не заглянуть ли нам ненадолго в вашу заднюю комнату?

— Вот как оно было, — завершила я свой рассказ и сделала большой глоток шерри-бренди.

Запах в рабочей комнате был такой же дурманящий, как и у содержимого моего бокала, и мне казалось, что голова от этого дурмана расширяется и превращается в большой веселый красный шар.

— Они отпустили Джейми, но мы все еще под подозрением. Это не может продолжаться долго, как вы считаете?

Раймон покачал головой. От сквозняка закачался подвешенный под потолком крокодил, и аптекарь поднялся закрыть окно.

— Нет. Это досадно, но не более того. У месье Хоукинса есть деньги и связи, и он обезумел от горя, однако… Ведь вы с мужем виновны лишь в излишней доброте, в попытке скрыть несчастье, которое постигло девушку. — Он отпил большой глоток из своего кубка. — И сейчас вас больше всего беспокоит девушка, ведь так?

Я кивнула.

— Я, конечно, не могу помочь ей спасти репутацию, но должна помочь исцелиться.

Черные глазки иронически уставились на меня поверх края металлического кубка.

— Большинство моих знакомых врачей сказали бы так: «Я могу попытаться исцелить ее». Вы же хотите помочь ей исцелиться. Хорошо, что вы чувствуете разницу, мадонна. Впрочем, я это и предполагал.

Я поставила бокал на стол, полагая, что выпила достаточно. Щеки пылали, казалось, что и нос у меня тоже порозовел.

— Повторяю: я не настоящий врач. — Я прикрыла глаза, опять подумав, что не могу сейчас объяснить ему, почему это так. — Кроме того, мне приходилось сталкиваться со случаями изнасилования раньше. С точки зрения чистой физиологии очень трудно помочь. Вы ведь тоже не можете оказать достаточную помощь? — добавила я и, передумав, снова взяла бокал.

— Наверное, нет, — согласился Раймон. — Но если кто-то и может проникнуть внутрь пациента, то это, конечно, Белая Дама.

Я поставила бокал и внимательно посмотрела на него. Мой рот непроизвольно открылся. Мысли, подозрения, разные соображения роились у меня в голове, выстраиваясь в предположения. Чтобы потянуть время и подумать, я ухватилась за вторую часть его высказывания:

— Внутрь пациента?

Он достал из открытой банки на столе щепотку белого порошка и бросил к себе в кубок. Янтарный цвет бренди немедленно превратился в кроваво-красный, содержимое кубка закипело.

— Кровь дракона, — заметил он, кивнув на кипящую жидкость. — Это действует только в посуде, оправленной в серебро. Сосуд, конечно, будет испорчен, но это средство наиболее эффективно при определенных обстоятельствах.

Я сглотнула слюну.

— Ах да, внутрь пациента, — сказал он так, словно мы уже говорили об этом много дней назад. — Да, конечно. Исцеление происходит, если удается проникнуть… как бы это назвать? В душу? Сущность?.. Ну, скажем, внутрь. Если проникнуть внутрь пациента и побудить его самого исцелить себя. Вы, конечно, знаете это, мадонна. Некоторые пациенты так больны или изранены, что определенно должны умереть, а они не умирают. Или иначе: кто-то страдает легким недугом и должен поправиться, но умирает, несмотря на все ваши усилия.

— Каждый, кто ухаживал за больными, сталкивался с подобными явлениями, — подтвердила я.

— Да, — согласился он. — И чаще всего врач винит себя в смерти умершего и гордится спасением выздоровевшего. И только Белая Дама видит сущность человека и приводит его к исцелению… или к смерти. Поэтому-то одержимый дьяволом и боится взглянуть ей в лицо.

Он поднял свой кубок за меня и залпом осушил его кипящее содержимое. На губах остался розовый след.

— Благодарю, — сказала я сухо. — Выходит, не только Гленгарри столь легковерен.

Раймон пожал плечами, явно довольный собой.

— Это придумал ваш муж, — скромно заметил он. — И в самом деле, отличная идея. Похоже, он неплохой психолог, когда речь заходит об обычных людях, подобных ему, однако в том, что касается явлений сверхъестественных, таинственных, он явно не смыслит.

— Зато вы, видно, смыслите.

Его массивные плечи слегка поднялись под серым бархатным камзолом. На рукаве виднелось несколько маленьких дырочек, как будто прожженных крошечными угольками. Неосторожно смешивал растворы, подумала я.

— Вас видели в моей лавке, — заметил он. — Ваше происхождение окутано тайной. И как заметил ваш муж, моя собственная репутация тоже под сомнением. Я вращаюсь… в определенных, так сказать, кругах, — узкие губы растянулись в усмешке, — где рассуждения о том, кто вы есть на самом деле, могут быть восприняты с неподобающей серьезностью. Вы ведь знаете, как люди болтливы, — добавил он с неодобрением.

Это меня рассмешило.

Он поставил кубок и подался всем корпусом вперед.

— Итак, вас беспокоит здоровье мадемуазель Хоукинс, мадонна. А что еще?

Я снова глотнула бренди:

— Полагаю, вы наслышаны о том, что происходит в Париже?

Он улыбнулся одними только хитрыми глазками.

— О да, мадонна. Что вы хотите узнать?

— Вы слышали что-нибудь о Карле Стюарте? Вы знаете, что он из себя представляет?

Это его