— В Мицраиме? О, это опасный соперник! Нам следует поостеречься, как бы он нас не выдал. Помоги нам, Баал-Зебуб!

— Нет, тут что-то не так. Низенький бродяга сначала всеми силами держался за нынешнего царя. А вот теперь гнёт в другую сторону. Видно, не надеется дальше жировать у своего господина. Да и то верно: Саулу осталось царствовать и жить совсем недолго.

— Слышала, как ты его запугивал, хананейский пройдоха.

— Я сказал ему правду. Ты что сравниваешь меня с собой? Я действительно великий колдун и прорицатель. От моего взгляда и слова умирали здоровые молодые люди. Я поднимал мёртвых со смертного ложа. Ты ещё смеешь при мне хихикать! — взъелся на сообщницу сварливый Хаккеш. — Если нужно, я запросто превращусь в змею, крысу или собаку с острыми ушами шакала. Единственное, что я пока не освоил, — это умение делать из меди золото. Не забудь продать царское ожерелье Элиазару-сидонцу. Две трети шекелей от продажи приготовь мне, чтоб у тебя увеличилась печень.

— Половину получишь. И не думай нагонять на меня беспричинную смерть. Ничего у тебя не выйдет. А тому, что ты можешь превращаться в змею или крысу, я ни за что не поверю.

На другой день после посещения агендорской волшебницы Гист сидел в доме Абенира и подробно рассказывал полководцу Саула о вызывании тени первосвященника.

— Баал-Зебуб, превратившийся в скимена, сожрал козлёнка? — переспрашивал нахмурившийся Абенир Гиста. — Летучие мыши? Почерневшие, ожившие мертвецы?

— Ну, скимен, и верно, отвратителен. Он на моих глазах сожрал козлёнка. Но вот беда: твой слуга, господин, сумел заметить — когда этот сухопутный крокодил повернулся — а в Мицраиме я много раз видел нильских крокодилов, превышающих размерами хананейского оборотня... так вот, я сумел заметить...

— Что же ты заметил, лекарь?

— А то, господин, что задняя лапа скимена прикована железной цепью к скале.

— Железной? Очень дорогое приспособление для обманщиков.

— Значит, каким-то богатым людям это потребовалось.

— А тень Шомуэла после колдовства грозила смертью царю и его сыновьям? Я сейчас же посылаю воинов в эту пещеру с летучими мышами. Пусть они схватят и притащат сюда колдунью и ожившего Шомуэла.

— Я думаю, они не будут дожидаться твоих воинов, господин.

— Почему ты не рассказал обо всём этом царю, ничтожный?

— Царь всё равно бы мне не поверил.

— А теперь?

— Теперь тем более, господин. Не поверит и тебе тоже.

В обширное помещение княжеского дворца торопливо вошёл молодой воин с мечом у пояса. Князь Анхус поднялся навстречу с широкой лавки, покрытой ковром.

— Какие новости? Что-нибудь непредвиденное? — спросил князь.

— К пограничной заставе приблизился караван эшраэлитов, спустившихся с Юдейских гор. — Молодой воин сделал пренебрежительную гримасу. — Их около четырёх сотен. Больше всего мужчин разного возраста. Есть женщины и дети. Тридцать ослов несут шатры и утварь бродяг. Возглавляет этих эшраэлитов вождь с железным мечом. Он ещё юн, белокурый и сероглазый, похож на пеласга. Говорит на языке хананеев. Что с ними делать?

— Пусть они пройдут на нашу землю и разобьют лагерь у городских стен. А их предводителя веди ко мне.

Молодой воин, позванивая медными колечками по краю короткой юбки из бронзовых пластин и скрипя подошвами военных башмаков, удалился. Высокий жилистый князь в белой рубашке, вышитой на груди красными конями и птицами, кликнул стражу.

Десять рослых светловолосых пеласгов в доспехах и налокотниках встали полукругом за княжеским креслом из резной кости. Они стукнули древками копий, прислонили к левому колену опущенные на пол круглые щиты и положили ладони на рукояти мечей.

Князья других пелиштимских городов за глаза, а иногда прямо в глаза осуждали Анхуса, принимавшего в сторожевые отряды кудлатобородых хананеев и арамеев. Но уж совершенно непонятно было, зачем князь Гета вёл переговоры с упорными, неукротимыми врагами, какими для пеласгов несколько столетий являются эшраэлиты. Яростно верующие в своего невидимого бога, они, несмотря на неоднократные поражения, снова и снова собирались с силами и продолжали жаждать господства на всём пространстве Ханаана.

Князья Аккарона, Аскалона, Азота и Газы сердились на Анхуса, но он лишь загадочно улыбался, выслушивая их вполне обоснованные упрёки.

Согласен с Анхусом был только один человек, пользующийся всеобщим уважением и известный непререкаемой мудростью: главный жрец бога Дагона. Седоусый Долон поддерживал своим мнением далеко идущие планы гетского князя.

Анхус считал правильным единственный путь: постоянное стравливание и побуждение к взаимному истреблению чернокудрявых потомков Эшмаэла. Особенно же полезно поощрять междоусобную вражду внутри этих народов. А самое тонкое дело — ворошить злой рой Эшраэля. Для такого дела следует искать союзников среди надменных старейшин, сварливых левитов и жадных начальников элефов. Наконец, после избрания ими отважного и удачливого царя, нужно приветливо встречать и приглашать на службу всех, кто считает себя его врагом.

Сумев полностью освободиться от поборов фараонового царства и от разгромленных «морскими народами» хеттов, пеласги становились на восточном побережье Великой Зелени самым успешным и хорошо вооружённым войском. Стравливанье сопредельных народов, кровопускание с помощью мелких нападений и наконец окончательная победоносная война — вот что требовалось, к чему всё готовилось. И это относилось к людям ибрим в первую очередь.

За десять лет царь Саул добился вывода пелиштимских гарнизонов из нескольких эшраэльских городов. Особенно дерзко и жестоко он истребил гарнизон в Гибе. Сделал здесь свой опорный воинский лагерь и возвёл новую крепость. С этим человеком договориться было невозможно, его следовало уничтожить.

Вот явился с толпой приверженцев какой-то юный шейх из Юдеи. Наверняка у него нелады с суровым и нетерпимым Саулом. Эшраэлиты редко просятся на службу к пеласгам. Очевидно, этого молодца сильно припёрло, раз он явился у стен пограничного Гета. Не исключено — спасается от мести царя.

Все эти прямые и косвенные соображения возникли в умной голове гетского князя, опытного дипломата и закалённого воина.

Входя в приёмную залу, эшраэлиты собирались оставить оружие при дверях. Им жестом показали: входите так, как есть.

— Пеласги не отбирают оружие у пришедших для переговоров. Пеласги никого не боятся. Пеласги презирают смерть, — сказал им могучий копейщик на своём языке.

Добид ни слова не понял, однако уловил общий смысл сказанного. Он остановился в пяти шагах от сидевшего в кресле князя, сложил руки на груди и смиренно поклонился. Позади него поклонились Абитар, седобородый пророк Гаддиэль, накинувший из-за торжественного случая новый плащ, и бывшие бойцы лучшей сотни Абенира — Хетт и Абеша. Они тоже почистились, приоделись и причесались.